Выбора нет, мне срочно нужен сильный западный адвокат! И вот один прекрасный человек, не могу назвать его имени, рекомендовал молодого и амбициозного Клода Рамони из женевской адвокатской конторы Libra Law. Времени оставалось две недели, надо было срочно готовить документы для письменного представления, Written Submission, чтобы 8 ноября отправить окончательную версию. И сразу, 10 ноября, лететь в Африку, в Йоханнесбург. То, что Клод Рамони взялся за эту работу и мы подписали контракт, обрадовало меня и укрепило мой оптимизм. Но у Клода был трезвый расчёт, и он объяснил, что надо быть готовыми ко всему. Вполне возможно, что после Йоханнесбурга нам сразу придется идти в спортивный арбитражный суд, поэтому наша позиция должна быть изложена так, будто мы заранее знаем, что нам предстоит разбирательство в CAS в Лозанне. Поэтому наше письменное представление в дисциплинарный комитет по форме и содержанию будет являться готовой апелляцией для подачи в арбитражный спортивный суд, чтобы они поняли, с кем имеют дело и что будет дальше. Это должно было подействовать на ВАДА и на дисциплинарный комитет.
Клод Рамони заработал с невероятной энергией и энтузиазмом, он совершенно по-новому выстроил аргументацию, консультировался и по-французски переписывался с Кристиан Айотт и Марселем Сожи — они обладали солидным опытом выступлений и обсуждений лабораторных данных в арбитражном суде. Амбициозного Клода воодушевлял тот факт, что впервые в истории спорта готовилась схватка между ВАДА и лабораторией, аккредитованной ВАДА и занимающей первое место в мире по количеству анализов. Но мне не давала покоя мысль, что отзыв аккредитации приведёт к запрету на проведение допингового контроля на Олимпийских играх в Сочи и это станет концом моей карьеры и, возможно, концом для всего Антидопингового центра.
12.18 Битва в Йоханнесбурге
Мы с Клодом прилетели в Йоханнесбург заранее, детально обсудили последовательность наших действий, сверили позиции и представления. Слушания начались в среду 13 ноября в 13:30 и закончились в шестом часу. Дисциплинарный комитет действительно старался объективно разобраться в наших разногласиях и оценить, насколько серьёзны претензии со стороны ВАДА к московскому Антидопинговому центру. ВАДА представляли доктор Оливье Рабин и Джон Миллер; мы с Клодом Рамони сидели напротив них, а в конце стола, напротив Паунда, но уже на расстоянии от нас, сидела профессор Кристиан Айотт, эксперт с моей стороны. По каждому из трёх ключевых вопросов — шесть ложноотрицательных проб в Москве, две бегуньи с положительными пробами в Лозанне и потерянная проба с эритропоэтином — обе стороны получили по пять минут на изложение своей позиции, затем шли прения.
Атмосфера постепенно накалялась, и Ричард Паунд, председатель комитета, сидел с угрюмым видом, происходящее ему явно не нравилось. Доктор Ларри Бауэрс, сидевший слева и ближе всех ко мне, иногда кивал и соглашался с моими доводами — наверное, ему одному была интересна моя аргументация. Джонатан Тейлор, юрист, известный в теннисных кругах, взял на себя роль рефери: следил за порядком и продолжительностью выступлений сторон в ходе дискуссии, иногда гасил эмоции — когда доктор Рабин и профессор Айотт начинали спорить на повышенных тонах. Было заметно, что Оливье нервничал, Кристиан это видела и поэтому била в больные места, полностью его нейтрализуя. Мы с Клодом оппонировали Джону Миллеру, он неожиданно оказался подготовленным и опасным противником.
По первому вопросу, по поводу повторного анализа 2959 проб с использованием новых приборов и обнаруженных шести положительных проб (на самом деле их было двадцать), я представил таблицу, из которой было видно, что речь идёт о долгоживущих метаболитах с низкой концентрацией, ниже границы, установленной международным стандартом ВАДА для лабораторий (МСЛ). Неохотно и со скрипом господа юристы признали, что такие пробы не могут считаться ложноотрицательными. Но я пошёл дальше и поставил вопрос ребром: что такое отрицательная проба? Ведь в МСЛ её определения не дано. Как можно утверждать или доказывать, что проба действительно отрицательная, если мы не знаем множества долгоживущих метаболитов, не имеем стандартов и даже информации о новых препаратах, применяемых в спорте? И в довершение я предъявил комитету данные проведённого мною опроса 33 вадовских лабораторий.