13.4 Открытие зимних Олимпийских игр в Сочи. — Начало работы
Открытие XXII Олимпийских игр в Сочи состоялось 7 февраля; мы старательно выпрашивали билеты на церемонию открытия, но на 40 человек моих сотрудников набралось лишь 10 билетов. Узнав, что мне билета не досталось, профессор Питер ван Ино, отвечавший у меня за обеспечение контроля качества, принёс четыре билета от бельгийской делегации. Но не успел я его поблагодарить, как и эти билеты исчезли с моего стола. И Бог с ними, у моих сотрудниц хищно горели глаза, им очень хотелось посмотреть открытие, а у меня глаза не горели, а закрывались, мне постоянно хотелось спать.
Большой стадион „Фишт“, где проходила церемония открытия, был буквально за окном, и с моего четвёртого этажа все световые и шумовые эффекты были прекрасно видны и слышны. Но вот стадион буквально зашёлся в рёве и вое — и я от окна подошёл к телевизору. Это завершался парад сборных команд, на стадион толпою высыпалась российская сборная — и впереди шагал бодрый знаменосец, Александр Зубков. Неужели нельзя было найти кого-нибудь помоложе и посимпатичнее? Вот Зубков поднялся наверх и встал рядом с Путиным как вкопанный. Какой ужас, два подполковника рядом, во что превратился наш спорт. Я выключил телевизор и пошёл немного поспать в заднюю комнатку. Из здания лаборатории выходить нельзя, вокруг охрана: олигархи и президенты въезжали и выезжали через нашу проходную, рядом с гостиницей „Азимут“, так что я поспал в лаборатории, а потом занялся заменой проб.
Олимпийские игры начались! На следующий день после открытия Игр медицинская комиссия МОК основательно прошлась по „дюшесным“ сборникам, пришёл черёд лыжников, и мы снова всю ночь меняли пробы. Через дырку в стене Евгений Кудрявцев передавал пробы на замену, но по одной или по две; Женя Блохин приносил открытые, затем следующие уносил на вскрытие. Всё тормозил хоккей, но не женский, а мужской. Первые дни сопроводительную документацию заполняли кое-как, так что при приёмке приходилось требовать, чтобы офицер допингового контроля, передававший пробы, сидел и заполнял все поля. Однако бригада фокусников работала удивительно быстро, Блохин носился туда-сюда, конвейер работал безостановочно — у нас даже не было времени выйти покурить и спокойно выпить кофе.
После открытия Игр проб стало намного больше, и все сотрудники, наши и иностранные, увлечённо работали. Я вдруг почувствовал, что стал совсем не нужен, в лаборатории всё катилось само собой по готовой колее. Просто мы очень хорошо подготовились заранее. Последовательность действий и распределение обязанностей были продуманы и прописаны, приборы и специалисты работали прекрасно и слаженно. Целая комната была завалена блоками и модулями новейших приборов, в лаборатории дежурили сервисные инженеры, и если что-то вдруг переставало работать, то они немедленно заменяли целый блок. Диагностика и настройка оборудования проводились через интернет прямо из ведущих сервисных центров Германии и США. Те времена, когда ремонт производили на столе или на коленке, с отвёрткой, пробником и паяльником, остались в прошлом. Днём было спокойно, пробы анализировались, а я сидел у себя в огромном кабинете, смотрел финалы по телевизору и отбивался от писем, постоянно сыпавшихся по электронной почте.
Ночью мы меняли пробы.
Вдруг 8 февраля меня срочно вызвали в гостиницу „Азимут“, оторвали от работы среди бела дня. Оказалось, что приехали Мутко и Нагорных, хотят меня видеть. Корреспонденты и камеры были повсюду, но, чтобы к ним никто не приставал, Мутко и Нагорных принимали нужных людей на открытой террасе, на которую выход из бара был строго ограничен. Стояла нежная весенняя погода, и солнце светило свозь лёгкую дымку. Мутко сидел усталый и загорелый, как местный гаишник, и зачем-то полчаса рассказывал мне или нам с Нагорных про открытие Игр — его критике подвергся Константин Эрнст за то, что из президентской ложи было видно совсем не то, что показывали по телевизору. То есть, когда утром Виталий Леонтьевич посмотрел открытие по телевизору, он поразился — оказалось, это было совсем другое, просто невероятное зрелище. Хитрый Эрнст срежиссировал открытие Игр для телезрителей, а не для вельмож и аппаратчиков, которые вчера сидели в привилегированных ложах на стадионе „Фишт“. Я поначалу не мог понять, к чему и зачем он мне это рассказывает, но потом решил, что Мутко и Нагорных меня инспектировали — не напился ли я вчера, как я отреагирую на рассказы про Эрнста и не стану ли я нервничать, скрывая какие-то проблемы. Но я хорошо поспал в лаборатории и сидел перед Мутко внимательно слушая, как школьник на уроке. Вот только небритый. Когда Нагорных кивнул, что я могу говорить, я доложил, что у нас всё отлично и что в первые дни работа прошла без проблем. И на зимних Играх у наших спортсменов всё будет хорошо.