Мне позвонил Хайо Зеппельт и сказал, что германское телевидение ARD пришлёт мне лист с вопросами, на которые я должен ответить. Просил не пугаться. Предупредил, что скоро выйдет фильм-разоблачение про допинговые нарушения в России и я там буду одним из героев. Действительно, 22 ноября я получил вопросы, вертевшиеся вокруг одной темы — беру ли я деньги со спортсменов за сокрытие положительных проб? Вопросы были следующие:
1. По нашим данным, вы обеспечивали доступ или даже продавали запрещённые соединения спортсменам и третьим лицам, например тренерам. По чьему указанию или инициативе вы это делали?
2. По нашим данным, вы давали советы спортсменам, как использовать запрещённые соединения и методы. По чьему указанию или инициативе вы это делали?
3. По нашей информации, вы объявляли результаты анализов отрицательными, тогда как фактически они были положительными, обеспечивая сокрытие результатов анализов. Это правильно? Если да — вы это делали, в одном или многих случаях, исходя из денежных выплат или других поощрений? И по чьему указанию или по чьей инициативе вы так поступали?
4. В 2011 году против вас велось уголовное расследование по обвинению в нелегальном хранении и распространении стероидов. Было ли уголовное наказание и чем всё это закончилось?
В своём ответе я проставил нет-нет-нет по всем пунктам. Похожее письмо получил Никита Камаев и тоже ответил нет на все вопросы. Отрицание и враньё — вот две главные вещи для нашего выживания на административном уровне. На уровне повыше, там, где были Мутко и Нагорных, было больше простора, там можно было выдвигать встречные версии, упражняться в риторике, делать уверенный и бодрый вид и нести откровенную чушь. Или просто молчать и игнорировать любые вопросы. На самом верху постоянно стояла дымовая завеса оптимизма, театр абсурда и теней, поток бредовых фраз и объяснений.
Отправив ответ 27 ноября, как просило германское телевидение, я позвонил Нагорных и сказал, что погода портится. Это были наши условные слова, означавшие, что необходимо срочно встретиться по проблеме допингового контроля. Поговорили. Мне показалось, что про этот фильм и его содержание он знал, но молчал — так всегда поступали с секретной информацией, получаемой по каналам ФСБ. Поэтому он мне ничего не сказал, хотя, быть может, и не было у него никакой информации по линии ФСБ, а он просто так сидел и изображал передо мной осведомлённого государственного деятеля. Поздно вечером 1 декабря мне позвонил Хайо Зеппельт и сказал, что фильм выйдет 3 декабря, это будет настоящая бомба. Я тут же позвонил Нагорных, он напрягся и велел мне быть у него рано утром.
Началась суета — где смотреть германское телевидение и как переводить с немецкого языка. Но все вопросы решил Василий Кикнадзе, известный спортивный комментатор. Он настроил канал для просмотра у себя в офисе и нашёл замечательного синхронного переводчика, затем угостил нас чудесным французским коньяком из своего буфетика. Затаив дыхание, мы — Юрий Нагорных, Александр Кравцов, Наталья Желанова, Андрей Митьков и я — смотрели фильм, потом ещё сидели, приходили в себя и не знали, как приступить к обсуждению. Но время было уже за полночь, и мы решили тихо разойтись.
На следующий день в половине шестого вечера мы собрались у Мутко и просмотрели фильм снова. Добавились профессор Хабриев и Никита Камаев, избавились от Митькова. Фильм смотрели молча, все ждали, что скажет Мутко. Виталий Леонтьевич посидел в задумчивости, потом вздохнул и сказал, что это проблемы и проделки Балахничёва. Затем вскинул свой взор на меня и сказал: „А ты тоже хорош! Тебя Зеппельт прямо спрашивает, берёшь ли ты деньги у спортсменов, чтобы скрыть положительные пробы, а ты сидишь и молчишь, паузу чеховскую держишь. Сразу должен был в лоб ему сказать, что нет!“ Все заулыбались, немного пообсуждали фильм и даже посмеялись. Но уверенной оборонительной позиции ни у кого не было, так что договорились не давать интервью и комментарии, пусть лучше первым выступит Балахничёв. А там скоро Рождество и Новый год, и постепенно всё само собой рассосётся.