Через несколько дней германское телевидение выпустило новую серию, и мы снова собрались у Кикнадзе, но ничего существенно нового не увидели. Хайо Зеппельт доставал меня по мобильному телефону, но я не отвечал, зная, что мои разговоры записываются. Однако пару раз я звонил ему по обычному телефону, по проводам. После этого ко мне прибежал Евгений Блохин и предупредил, что кто-то в лаборатории выходит на связь с Хайо Зеппельтом по городскому телефону, однако записать не получилось, с обычным телефоном сложнее, чем с мобильной связью. Я успокоил Блохина, объяснив, что Зеппельт много раз был у нас в Москве и Сочи, знает персонал, но никто ничего плохого ему не скажет, в своих ребятах я уверен.
14.9 Банк чистой мочи. — Независимая комиссия Ричарда Паунда. — 1417 августовских проб
Доктор Оливье Рабин прислал мне странное письмо, датированное 10 декабря, с требованием сохранить все пробы мочи, имеющиеся в лаборатории. Следующее предложение то ли подчёркивало, то ли развивало эту мысль, поясняя, что все пробы должны храниться в течение трёх месяцев, как того требует МСЛ — Международный стандарт ВАДА для лабораторий, то есть с 10 сентября, если отступить на три месяца назад от даты получения письма. Хотя, строго говоря, МСЛ требует хранить пробы три месяца не с даты доставки в лабораторию, а с даты отправки результата анализов в АДАМС, на деле это добавляет ещё 7–10 дней. Очевидно, что секретарь Рабина, набиравшая письмо для меня, взяла какое-то предыдущее письмо со ссылкой на МСЛ — и оставила эту ссылку, в то время как по смыслу всё было как раз наоборот, Рабин просил сохранить все имеющиеся пробы. Но она эту ссылку вставила или не стёрла, а Рабин, возможно, целиком письмо не прочитал и подписал не глядя. Дату получения 10 декабря я письменно подтвердил.
На самом деле на момент получения письма у нас хранилось около 13 тысяч проб — вернувшись из Сочи в конце марта, мы возобновили анализы и пробы ни разу не выбрасывали. Это был наш бесценный банк проверенной и чистой мочи, замороженное разнообразие стероидных профилей для замены положительных проб проблемных спортсменов, не имевших своей чистой мочи, которых, однако, Нагорных велел сохранить. Обычно это были молодые перспективные спортсмены — их без согласования начинали пичкать анаболиками или спортивным питанием, содержащим стимуляторы или остарин. Так как проверенных запасов своей чистой мочи у них не было, мы создали специальную программу, которая быстро находила пробы мочи с похожим стероидным профилем, подходящим для замены. Именно для этого мы хранили тысячи проверенных проб с известными стероидными профилями. Сравнивать их ДНК при всём желании было не с чем, эти молодые спортсмены тренировались и соревновались в России и не участвовали в Олимпийских играх и чемпионатах мира; их пробы не хранились ни в Лозанне, ни в Кёльне, ни в Барселоне. Время от времени в лабораторию попадали положительные пробы из борьбы или профессионального бокса, этих полукриминальных видов спорта, а также пробы из хоккея и футбола — эти виды спорта оставались неприкасаемыми ещё с советских времён. Им тоже подбирали мочу на замену, но заменяли крайне редко, обычно дожидались окончания трёхмесячного срока хранения, чтобы считать эти пробы уничтоженными.
Ещё раз повторю, что введение стероидного профиля в 2014 году полностью изменило подход к замене мочи в лаборатории по сравнению с 2013 годом, когда упор делался на использование своей мочи. Теперь главным критерием стало совпадение концентраций трёх пар стероидов, занесённых в АДАМС после анализа грязной пробы. Заготовленная чистая моча подходила редко, и приходилось выбирать пробы с подходящими концентрациями природных стероидов из лабораторного хранилища. Для защиты ведущих спортсменов предпочтительным вариантом была подмена мочи до анализа, во время сдачи пробы. Если это не удавалось, то для великих спортсменов имелся банк их чистой мочи, а значит, можно было подобрать концентрации, выбирая или смешивая пробы, принадлежащие именно этому спортсмену. Так что наша работа в Сочи по замене проб мочи была уникальной возможностью, когда пробы заменяли до анализа, но не во время отбора на станции допингового контроля, а в самой лаборатории сразу после входного контроля, регистрации и перекодирования и непосредственно перед аликвотированием и анализом.