В четверг 11 декабря в министерстве спорта озаботились и занервничали — ВАДА известило письмом о создании независимой комиссию по расследованию данных, приведённых в документальном фильме Хайо Зеппельта. Комиссию возглавил Ричард Паунд, бывший президент ВАДА. Дэвид Хоман, генеральный директор ВАДА, тоже прислал письмо с предложением немедленно выдать въездную визу доктору Оливье Рабину и его экспертам: они проведут инспекцию в Антидопинговом центре, билеты забронированы, самолёт прилетает в понедельник 15 декабря! Министерству спорта кое-как удалось отбиться и перенести визит на два дня, на среду: ссылаясь на министерство иностранных дел, пообещали, что виза точно будет готова во вторник, в этот день им разрешат въезд в Россию, а визу поставят в среду в аэропорту по прилёте.
Но мне было не до этого; я отключил телефон и сел разбираться с пробами. Надо было понять, сколько положительных проб было заменено или оставлено нетронутыми в надежде, что через три месяца их можно будет считать уничтоженными. Допустим, мы выбрасываем пробы 10-го числа каждого месяца (хотя мы ничего не выбрасывали) и я, выполняя указание Рабина, не выбросил пробы за август. Но август оказался невероятно грязным месяцем из-за того, что в конце месяца РУСАДА привезло множество проб с чемпионата России по тяжёлой атлетике в Грозном, почти половина из них были положительными, с ужасными стероидными профилями, и качественно заменить такие сложные пробы было невозможно. Понятно, что если ВАДА что-то подозревает, то первым делом займётся пробами тяжёлой атлетики.
Выбора нет: август выбрасываем вплоть до 10 сентября, оставляем пробы только за последние три месяца, а Рабину я скажу, что именно так понял его письмо. Проклятая штанга, все наши беды из-за неё — им загорелось в начале сентября, вслед за чемпионатом в Грозном, прислать вдогонку ещё около десяти проб внесоревновательного контроля; пробы оказались грязные, мы с ними долго возились и дали ответ уже после 10 сентября. Замены им подобрать невозможно, и хотя мне очень хотелось оставить пробы, привезённые с 1 по 10 сентября, но даже этого сделать нельзя! Все пробы с 10 августа по 10 сентября придётся уничтожить. За это время было получено около 1500 проб, часть из них мы должны были хранить по причине официального положительного результата или атипических отклонений, но 1417 проб подлежали уничтожению. Через год именно эти августовские 1417 проб Ричард Паунд вменит мне в качестве основного нарушения, затем сэр Крейг Риди приостановит работу лаборатории и потребует моей отставки.
14.10 Уничтожение и замена проб перед инспекцией ВАДА. — Инспекция и арест всех проб за последние три месяца
Подвёл итоги: с 10 сентября до середины декабря мы получили почти 4000 проб, из которых 37 оказались грязными, но в АДАМС их отрапортовали как чистые. В 2016 году такие пробы, ставшие отрицательными, профессор Ричард Макларен назовёт „исчезнувшими положительными“. С ними предстояло повозиться, надо было заменить мочу на любую чистую, выбросить эти пробы я не мог. Остальные пробы подлежали срочному уничтожению — всего 8200 проб, включая 1417 августовских, итого 16 400 флаконов, две с половиной тонны стекла с мочой. Меня ужасно разозлили семь положительных проб подольских боксёров, любимчиков Юрия Нагорных, пусть их РУСАДА заберёт куда подальше. И надо срочно вызывать фокусников, они должны быстро и уверенно, без трещин и следов, вскрыть оставшиеся 30 флаконов Б. Хорошо, что получилось не очень много, осенние месяцы — это межсезонье: случись такое летом, проблемных проб было бы под сотню. Так что проврёмся и прорвёмся — и тёмным вечером я забежал к Нагорных, чтобы доложить ситуацию лично; общение по телефону недопустимо. Он обещал прислать бригаду фокусников завтра, в пятницу.
На следующий день с самого утра я пришёл к Нагорных с окончательным списком проб, подлежащих замене, и сразу указал на семь проб подольских боксёров, от которых надо срочно избавляться. Нагорных разрешил позвонить Никите Камаеву и, сославшись на его поручение, сказать, что боксёров надо спасать — пусть пишет письмо на моё имя и забирает пробы. В своём офисе в Антидопинговом центре я с радостью обнаружил бригаду фокусников, пивших чай и кофе. Работа предстояла большая, и Анастасия, мой секретарь, приняла у них заказ на доставку горячей еды из ресторана „Корчма“ к двум часам дня. Все 30 флаконов были открыты в течение пяти часов без видимых повреждений, трещин или царапин. Фантастика, золотые руки у ребят, никогда не перестану удивляться этому чуду. Привезли еду: борщ, голубцы, пельмени с мясом, вареники с вишней — и я выставил бутылку хорошего коньяка.