И давайте вы дальше без меня — а я без вас. Enough is enough.
Основная проблема была в том, что моя должность и работа были в особо опасной зоне, куда вход рубль, а выход два или даже пять. Я знал себе цену как директору и организатору производственной и научной деятельности государственного предприятия федерального значения. Я знал цену моим, в общем-то бесценным, сотрудникам: Тимофею и Марине, Григорию и Маше — но людям извне это было абсолютно неизвестно. Никто не сумел бы это понять, не разрушив Антидопинговый центр. И только тогда они поняли бы, что они разрушили и кого потеряли. Андрей Платонов написал: „Без меня народ неполный“. Но народ этого не почувствовал и не осознал. А я напишу: „Без меня Россия в жопе“. И все это почувствуют и осознáют. В России всё перевёрнуто с ног на голову. Поэтому наверху Мутко и Путин. Когда нет публичных оппонентов и теледебатов, то министр, депутат или президент не могут обосновать и защитить свою позицию. Доходит до того, что они уже не в состоянии объяснить свои поступки и решения даже самим себе. Поэтому всё катится вниз как попало. И под шумок отстреливают и травят людей, сбивают самолёты и захватывают Крым.
15.3 Симпозиум в Кёльне. — Встреча с Гюнтером Янгером. — Допрос в Лозанне
Первого марта мы полетели в Кёльн на 33-й симпозиум Манфреда Донике. Несмотря на все передряги и почти трёхмесячный перерыв на Олимпийские игры, мы представили четыре лекции и десять стендовых докладов; все поражались, когда и как мы успели столько сделать. Ирена Маццони вручила мне сертификат ВАДА об аккредитации на 2015 год, я специально её об этом просил: российская почта добила меня окончательно — письма с сертификатами шли по два-три месяца! Я злился и нервничал, писал в монреальский офис ВАДА, жаловался, они там ахали и отправляли снова — и в середине марта я получал сразу два сертификата на один и тот же год.
Не успел я зайти в свой номер в гостинице, как позвонил Оливье Рабин, будто откуда-то следил, — завтра со мной хочет встретиться Гюнтер Янгер, основной следователь комиссии Ричарда Паунда, занимающейся допинговыми нарушениями в России по мотивам фильмов Хайо Зеппельта. Затем позвонил Гюнтер, и мы договорились встретиться в моём любимом кёльнском ресторане „Кулинариус“ на Дюренерштрассе. Там меня ждали Гюнтер Янгер и Мэттью Хольц, их полицейские лица я угадал сразу. Разговор получился нескладный. Они смутно представляли себе, в чём заключается работа директора лаборатории допингового контроля и как он может манипулировать результатами анализов. Меня спросили, могу ли я помочь — рассказать правду о допинговом контроле. Я ответил, что не понимаю, чего они от меня хотят. Тогда Гюнтер выложил основной козырь: я рассказываю всю правду, после чего меня и мою семью увозят из России в Европу.
— А на какие деньги я буду жить? — прямо спросил я.
— Как на какие? Будешь жить на свои сбережения, а мы обеспечим охрану, — успокоил меня Гюнтер. Он не знал, что у большинства населения России нет никаких сбережений. А я вообще был в долгах как в шелках в связи со строительством дома на бабушкиной даче, доставшейся мне от отца.
— У меня нет денег, — отрезал я, и на этом наш разговор закончился.
Позвонил Рабин и спросил, как прошёл разговор и что я думаю о Гюнтере. Я сказал, что разговор не получился, в допинговом контроле он ничего не понимает. Гюнтер увлечён расследованием, активен и настойчив, но его наскоки на меня были совершенно не по делу. Бросался на меня, как доберман, да и сам похож на добермана.
Рабин рассмеялся и поблагодарил за разговор.
На следующий день они расспрашивали Тимофея Соболевского во время завтрака в гостинице. Видимо, наши допросы в Кёльне ничего не дали, потому что Оливье Рабин позвонил и попросил, чтобы в Лозанну (где через две недели после Кёльна была назначена ежегодная встреча директоров лабораторий, организуемая ВАДА) вместе со мной приехал Тимофей Соболевский; ему и мне, как было заведено в ВАДА, будет оплачено проживание в гостинице.
На симпозиуме в Кёльне мы второй раз получили высшую награду имени Манфреда Донике. Её вручили Григорию Кротову за исследования метаболизма и новые методы определения пептидов. В 2012 году первым из российских учёных награду получил Тимофей Соболевский за открытие долгоживущих метаболитов оксандролона, метастерона и Оралтуринабола. Исследования анаболических стероидов продолжались, и Тимофей нашёл долгоживущий метаболит тренболона, это был нерасщепляемый при ферментативном гидролизе конъюгат — цистеинил. Естественно, этот метаболит при стандартном анализе не экстрагировался эфиром и оставался в водной фазе, то есть в моче, так что его нельзя было определить. Настала пора исключить тренболон из состава коктейля, я планировал заменить его на болденон. Как только мы стали определять цистеинил тренболона, так немедленно моча тяжелоатлетов, которую нам подвезли как якобы чистую, оказалась грязной. Штангистки, девушки, признались, что закончили приём таблеток тренболона два месяца назад, а у одной мы смогли определить тренболон даже на 87-й день. Для нас эта новость была как праздник!