— Вам, дорогой Григорий Михайлович, должна быть известна позиция министра.
— Ну да, теперь стала известна.
И остарин полетел в АДАМС.
Эта оказалась бомба.
На остарине попалась Яна Мартынова! Яна была poster girl, лицом казанского чемпионата мира FINA по водным видам спорта. Она родилась в Казани, и именно в Казани произошёл невероятный случай в истории спорта. Вечером в пятницу 24 июля во время церемонии открытия чемпионата, откуда трансляция велась на весь мир, Яна Мартынова, стоя рядом с президентом России В. Путиным и министром спорта В. Мутко, дала клятву от имени всех спортсменов вести честную борьбу и не применять допинг. Но как раз за несколько часов до этого я сбросил её положительный результат на остарин в АДАМС. Ещё не забуду подобный случай в Сочи — как на церемонии открытия Олимпийских игр бобслеист Александр Зубков нёс флаг, а потом стоял рядом с президентом, готовым к захвату Крыма, а мы в то же самое время заменяли грязную пробу этого Зубкова, чтобы он стал двукратным олимпийским чемпионом.
Удивительно, но выходные прошли спокойно, мы встречали и размещали иностранных экспертов из лабораторий Барселоны и Лондона. Нам не доверяли, и FINA пожелала, чтобы во время чемпионата в Антидопинговом центре находился кто-то из иностранцев. Запредельная наивность — чтобы обнаружить наши трюки, эти трюки надо знать заранее. FINA вообще отсталая федерация, местами просто дремучая. И вот 27 июля из Казани позвонил Владимир Сальников, президент Федерации спортивного плавания России, четырёхкратный олимпийский чемпион и кумир моих юношеских лет, хотя мы с ним ровесники. Он был очень расстроен в связи с положительной пробой Яны Мартыновой и спросил, можно ли что-нибудь сделать, а то Мутко тут просто в ярости. Как же хорошо, что все они там, в Казани! Я объяснил, что мы сделали так, как следует, пришла срочная проба, мы её проверили, подтвердили и отправили результат в АДАМС. Никто нас не предупреждал, и потом, у нас в лаборатории иностранные наблюдатели. Да мало ли кого FINA может тестировать накануне важнейшего старта.
Потом позвонил Никита Камаев и таким тихим и хриплым голосом попросил меня с утра пораньше заехать в РУСАДА, надо срочно обсудить проблему. Заехал. Камаев и Хабриев вернулись из Казани и сидели с унылым видом, будто с похорон; Мутко им приказал срочно найти решение по Мартыновой. Я сказал, что мы опоздали. Если это такая звезда, то почему нам не сбросили её номер? Неужели никто не знал, что офицеры IDTM брали пробу у Мартыновой? Не верю. Ах, ну да, мы забыли, что Мутко лично запретил запрашивать имена и номера!
И профессор Хабриев поехал к Нагорных что-то обсуждать. Они решили, что РУСАДА возьмёт у Яны Мартыновой ещё одну пробу. Концентрация остарина оказалась почти нулевая, анализ объявили отрицательным, хотя мазня была видна. Ещё меня разозлила низкая плотность мочи — 1.005. Говорили, что Мутко повеселел, Наталья Желанова пообещала ему уладить проблемы с Мартыновой. Я не понимал, зачем так врать: если мы отгрузили в АДАМС положительный результат, то назад его не отмотаешь. Однако Желанова мнила себя решальщицей и гордилась, что в прошлом году ей удалось сократить срок дисквалификации Юлии Ефимовой с 24 до 18 месяцев. Желанова летала в Дубай на встречу с боссами из FINA и нашим старым другом Корнелем Маркулеску, они там о чём-то договорились, что сейчас позволило Ефимовой выступать. И в Казани Юлия Ефимова не подвела, завоевала единственную золотую медаль в плавании. Так что Желанова справедливо считала себя причастной к этому достижению.
Однако в этот раз Корнель Маркулеску уклонился от обсуждения положительной пробы Яны Мартыновой, и единственное, чего удалось добиться, — не объявлять положительный результат до завершения чемпионата мира в Казани. Мутко не усидел в Казани и вернулся в Москву. Мы с Нагорных заранее встретились 30 июля и сидели в напряжении, ожидая, что нас вот-вот вызовут на ковёр для объяснений и приличной трёпки. Но у Мутко накопилось много дел, да и долго злиться он не мог, так что от обсуждения вариантов защиты Мартыновой и самооправдания мы перешли к текущим делам. Добрались до РУСАДА, и тут Нагорных сказал, что он не доволен работой Никиты Камаева и его неуклонно возрастающим противоборством по многим вопросам. Никита хотел прекратить или сократить до минимума подмену мочи при отборе и, главное, просил не вовлекать в такие дела новых сотрудников. Никита хотел, чтобы внесоревновательный контроль стал действительно внезапным и базировался на оценке рисков, то есть на данных разведки — где прячутся допинговые группировки и когда их можно поймать на приёме запрещённых препаратов. Без этого допинговый контроль становится пустой тратой времени и ресурсов. Но в ближайшие годы о внезапности допингового контроля в лёгкой и тяжёлой атлетике не могло быть и речи. Далее, Мутко и Нагорных раздражало, что Никита спокойно раздавал интервью разным журналистам; я тоже этому удивлялся, для меня дать интервью без отмашки руководства было недопустимо.