Почему-то важные мысли, сюжеты и забавные обороты приходят мне в голову, когда я отхлебну виски или закурю крепкую сигарету. Понятно, что эти сюжеты существовали где-то сами по себе, однако вдруг они представали передо мной по-новому и в другом свете, и я, задохнувшись, быстро-быстро записывал два-три абзаца, полстранички, которыми оставался доволен. Главное — как превратить то, что происходило со мной и что давно мне известно, в легкоусвояемое и захватывающее чтение для любителей спорта. Это очень непросто, внешняя лёгкость даётся упорным трудом.
Жизнь в чужой стране вдруг пробуждает детский интерес к самой жизни, как если бы ты был подростком и вдруг оказался в другой, взрослой жизни. Дожив в Москве до 57 лет, всё более замыкаясь в своей работе, двигаясь по накатанной колее, я вдруг вылетел из неё — и с удивлением и радостью стал осматриваться вокруг, как котёнок с улицы Лизюкова, попавший в Африку. Твой жизненный опыт тут никому не нужен. Тут совсем другая жизнь! То, что раньше было «как там у них» — стало «здесь у нас всё по-другому», там и здесь у меня в голове поменялись местами. А впереди столько интересного!
В начале октября 2017 года МОК отрапортовался о перепроверке 1195 из 1710 проб, отобранных во время зимних Игр 2010 года в Ванкувере, включая 170, принадлежавших российским спортсменам. Положительными оказались три пробы, и все они принадлежали биатлонистке Теа Грегорин из Словении — у неё обнаружили GHRP-2, рилизинговый пептид гормона роста. Эти короткоцепочечные пептиды до меня — до Олимпийских игр 2014 года — не определяли, так что в 2010 году его применение считалось безопасным, главное — надёжно спрятать или выбросить использованные шприцы и виалки. По сочинским делам перепроверили 232 пробы мочи российских спортсменов, полгода ничего не объявляли, но одну пробу всё же нашли, причём самую важную — бобслеиста Максима Белугина, пробу с моим коктейлем! В Сочи мы её пропустили из-за низкой концентрации, но в Лозанне новые приборы помогли обнаружить в моче метаболиты тренболона и метенолона — типичная картина, так как оксандролон исчезает первым.
Проба Белугина, отобранная 15 февраля 2014 года перед финальными заездами «двоек», была расцарапана. То есть в Сочи мы её вскрыли и залили якобы чистую мочу; анализ показал, что проба чистая. Но в 2017 году повторный анализ в Лозанне обнаружил метенолон (0.25 нг/мл), его метаболит (0.2 нг/мл) и метаболит тренболона (0.5 нг/мл). Это низкие концентрации, но в лозаннской лаборатории использовали специальную методику, нацеленную только на компоненты коктейля, так что чувствительность улучшилась на порядок и Белугин попался. Примечательно, что у него, как и у Остапчук в Лондоне в 2012 году, концентрация самого метенолона была выше концентрации его метаболита, то есть видно, что на момент сдачи пробы шёл свежий приём коктейля. И при этом такие низкие концентрации! Через день или два их вообще не было бы видно!
Анализ пробы Белугина отрезвил «экспертов», утверждавших, что анаболические стероиды из моего коктейля должны были определяться на протяжении 20 дней и более. Стало очевидно, что всё исчезает за несколько дней, вернее, уходит в далёкую пикограммовую область, где вадовские лаборатории ничего не определяют. Но российский Следственный комитет как врал, так и продолжает врать. После Игр в Сочи спортсмены из «дюшесного» списка соревновались, сдавали пробы за рубежом, и раз никто не попался — значит, утверждали в СК, никакого коктейля не было. Следственный комитет опросил 700 спортсменов, те заявили, что ничего про коктейль не слышали и не знают, — значит, я всё это придумал. Наконец, Следственный комитет утверждал, что флаконы «берегкит» нельзя вскрыть без разрушения крышки и что в Сочи пробы привозили днём — и никакой дыры в стене не было.
«Эксперты» продолжали настаивать, что коктейль должен определяться в течение 20 дней! Я попросил уточнить, где и каким методом это было показано. Конечно, ничего определённого мне не ответили, а сослались на «мнение эксперта», а кто это такой, тоже не сказали, потому что это никакой не эксперт, имена всех экспертов известны, а это — замаскированная ложь, характерная тактика для российского «расследования». Вообще, я утверждаю, что коктейль можно определять и через 40 дней, если взять не 3 мл, а 20 мл мочи, провести твердофазную экстракцию и анализ с применением масс-спектральной системы типа орбитальной ионной ловушки Орбитрэп. По-английски trap — это ловушка, она позволяет накапливать (улавливать) именно те ионы, которые принадлежат метаболитам трёх стероидов, и затем анализировать их с невероятной чувствительностью. Однако такая сложная процедура нигде не применяется, а первоначальные процедуры тестирования (скрининг) в лабораториях допингового контроля даже близко не обладают такой чувствительностью. Для скрининга применяют быстродействующие тройные квадрупольные масс-спектрометры, однако они не накапливают ионы, а только сканируют, то есть быстро просматривают. Так что в 2014 году ультраследовые количества лаборатории не определяли и «дюшесные» олимпийцы могли спокойно соревноваться без опасения быть пойманными на компонентах коктейля. Их предупредили, что выведение составляет пять, а лучше семь дней; если не задирать дозы, то всё выходило за три-четыре дня. Но бывают спортсмены с замедленным метаболизмом, поэтому лучше подстраховаться.