Кудрявцев, большой специалист по фальсификации протоколов, переделал бумажки так, чтобы казалось, будто в Сочи нам пробы привозили днём — и они сразу, буквально через час или полтора, попадали в руки зарубежных экспертов и шли на анализ. Однако в ЛИМСе имелись все подписи и временные отсечки по каждой пробе, кто и что делал, когда какая аликвота была взята, куда и кому отправлена на анализ. И когда каждый анализ начался и завершился. Увы, в январе 2018 года данные ЛИМС были ещё не готовы для представления в CAS. А российская сторона представила не их, а подсунула какую-то таблицу с данными, фальсифицированными Кудрявцевым.
У меня сохранилась переписка времён Олимпийских игр. Вот Кудрявцев сердится, что ему не дают днём поспать, так как у него ночью смена. Вот мы обсуждаем ночной привоз проб — почему в копии стоит Юрий Чижов? И самое главное: у российской стороны остались все записи с камер наблюдения — как в полночь приезжали машины, как мы втроём, Чижов, Кудрявцев и я, выходили покурить, пока Блохин ходил с пробами туда-сюда. Есть многочисленные записи, показывающие, как в начале седьмого утра ночная смена во главе с Кудрявцевым уходила на завтрак и дневной сон. Они миновали контрольно-пропускные пункты и шагали завтракать стройными рядами — все эти ночные записи есть, но российская сторона их никогда не покажет. А дневных записей с камер, где бы фигурировали Кудрявцев и Чижов, — нет. Были бы такие записи, их непременно бы показали.
Чижов и Кудрявцев работали по ночам, со мной и с Блохиным.
Наконец, у Мутко ни слова не было про Ирину Родионову, про наши с ней ордена! И ни слова про Блохина и постоянное содействие со стороны ФСБ. Кто мог дать команду ФСБ подключиться? Только Путин. Вероятно, по просьбе Мутко. А ещё Мутко поведал, что виделся со мной редко. Сорок шесть раз за шесть лет только в его личном кабинете — это редко или нет? И это не считая всяких конференций, совещаний и заседаний, когда он сидел в президиуме, а я — среди свиты, за большим столом, с табличкой, на которой написано моё имя. Мутко всё отрицал; по его словам выходило, что он решал задачи государственной важности, витал в верхах и облаках — и не руководил мной. Я же выполнял указания ВАДА и МОК, где-то там внизу копался в моче, шуршал распечатками — и на свой страх и риск манипулировал результатами анализов. И что якобы наши встречи и обсуждения с глазу на глаз в 2009–2014 годах не имели отношения к допинговым программам. Хотя как раз именно они и имели. Главное, что Мутко был министром и моим непосредственным работодателем.
Он спас меня от тюрьмы — за это я отработал в Сочи.
Замечу, что при всей своей внешней чудаковатости Мутко чуял опасность за версту и после первого раунда моих ответов и комментариев быстро сообразил, что дальше будет только хуже и что ни один из его фальсифицированных аргументов не сработает; более того, ещё и потащит за собой ненужные вопросы, разбирательства и раскопки. Мутко с адвокатами решили уклониться и не реагировать на мои аргументы и доказательства, а пойти другим путём.
Это упростило им жизнь и привело Мутко к успеху. Спортивный арбитражный суд решил, что МОК вышел за рамки своей компетенции, пожизненно осудив Мутко и запретив ему приезжать на Олимпийские игры. Извините, сказали судьи, но МОК может осуждать и лишать аккредитации только тех, кто находится под его непосредственным руководством — организационные комитеты, международные спортивные федерации и национальные олимпийские комитеты. Министерства и государственные деятели не подвластны МОК. Министр Мутко в Играх не участвовал, и возникшее разбирательство между МОК и министерством спорта, государственной структурой РФ, не может протекать так, как если бы оппонентом МОК выступала спортивная федерация или хоккейная команда. На суде было установлено, что МОК не имел мандата наказывать Мутко, более того, Международный олимпийский комитет ещё и не мог никого дисквалифицировать пожизненно.
И CAS поддержал апелляцию министра В. Л. Мутко об отмене решения МОК.
Предварительные итоги. 2018–2020
18.1 Документ о политическом убежище в США
Сколько уже лет я живу в США! Отпраздновал своё 60-летие в Нью-Йорке! Сколько приехало друзей со всей страны, сколько мне надарили подарков — я такого просто не ожидал! Я жив и здоров, шуршу потихоньку, обитаю и работаю в очередном спокойном месте, где до меня никому нет дела. Но одиночество томит и удручает — и сказывается на психике. Моё определение одиночества — это когда некому рассказать неприличный анекдот. Только благодаря дневнику я знал, какое сегодня число и какой день недели.