Тем временем наши научные образцы кортикостероидов, пробы мочи, где мы знали примерные концентрации исходных препаратов и метаболитов, были исследованы в Технологическом университете Эйндховена. Для советской науки это были первые работы с применением микроколоночной высокоэффективной жидкостной хроматографии (ВЭЖХ) в сочетании с масс-спектрометрией (МС). В области допингового контроля такие работы велись в США в ведущей лаборатории конного допинга. Чувствительность заметно уступала методу газовой хроматографии — масс-спектрометрии (ГХ-МС), но дексаметазон и триамцинолон у нас тогда получились. Пит Леклерк, просто золотые руки, обсудил с нами полученные результаты и согласился продолжать совместные исследования. В итоге мы написали хорошую статью и послали в Journal of High Resolution Chromatography — это была первая публикация в советской науке в области химического анализа с применением метода ВЭЖХ-МС. Но только через двадцать лет метод ВЭЖХ-МС станет обязательным в допинговом контроле.
5.6 Первый допинговый скандал в советском спорте — в тяжёлой атлетике
В 1987 году случился первый допинговый скандал в советском спорте. Всё постепенно шло к беде, пока не сложилось самым неудачным образом. Госкомспорт и спортивные деятели с Кубы подписали Договор об оказании практической помощи, и Уралец с Семёновым должны были в начале июля лететь в Гавану для проведения предвыездного тестирования кубинских спортсменов перед Панамериканскими играми в Индианаполисе. Тем временем кёльнская лаборатория помогала лаборатории в Сеуле готовиться к Олимпийским играм следующего, 1988 года, а этим летом было запланировано первое аккредитационное тестирование. Неожиданно профессор Манфред Донике от имени медицинской комиссии МОК прислал Виталию Семёнову письмо, поручая ему и Виктору Уральцу провести аккредитацию сеульской лаборатории. Донике объяснил, что сам он проверку провести не может, поскольку эту лабораторию готовили его сотрудники — налицо был явный конфликт интересов.
Это был сюрприз редкого калибра — и в стиле Донике. Летом 1987 года мы сами не были до конца уверены, поедет ли советская команда на Олимпийские игры в Сеул. Наши верные клевреты Северная Корея и Куба заранее отказались участвовать в Играх. Южная Корея считалась проамериканской страной, в 1950-е годы была корейская война, в которой участвовали СССР и США. Дипломатических отношений с Южной Кореей у нас не было, самолёты в Сеул не летали, надо было лететь через Токио с ночёвкой и пересадкой на рейс до Сеула. В Госкомспорте Виталию Семёнову дали понять, что поездка советских специалистов в Сеул расценивается как важный политический шаг и обязательно должна состояться. Поэтому надо было срочно оформлять две визы — в Японию и Корею; в Москве корейскую визу получали через швейцарское посольство.
Из-за возникшей суеты с визами Виталий Семёнов и Виктор Уралец свою летнюю поездку на Кубу переписали на меня и Владимира Сизого, опытного масс-спектрометриста и программиста. Предыдущие Панамериканские игры в 1983 году в венесуэльском Каракасе ознаменовались грандиозным скандалом. На Игры приехала команда Манфреда Донике со своими приборами и новой методикой, той самой процедурой IV, которую мы воспроизвели лишь в прошлом году. В Каракасе с первых же дней, пока шла тяжёлая атлетика, посыпались положительные пробы, их число дошло до 16, среди прочих попались четыре кубинца. Затем 12 легкоатлетов сборной команды США испугались и улетели домой до старта. Эти события запомнились надолго — и очень тревожили кубинских товарищей. Они ждали нас для проведения совместных работ по предвыездному тестированию, планируя в дальнейшем создать собственную лабораторию.
Но ничего у нас не получилось. Из-за эмбарго кубинцы не смогли приобрести хромассы фирмы Hewlett-Packard, а имеющиеся приборы совершенно не годились из-за плохой чувствительности. В итоге мы три дня загорали и купались на пляже. Стояла сильная жара, но в гостиницах и ресторанах работали такие зверские кондиционеры, что я начинал дрожать и каждые пять минут выходил погреться на улицу. Для меня это кончилось плохо: открылся астматический бронхит, долго не проходивший. Только осенью, когда Семёнов послал меня с лабораторным автобусом на две недели в Ялту, на велогонку на призы газеты «Социалистическая индустрия», я смог избавиться от хрипов и одышки.
Но вернёмся к приближавшемуся скандалу. Много лет Виталий Александрович Семёнов был членом медицинской комиссии Международной федерации тяжёлой атлетики (IWF); его авторитет и позиции в федерации были очень сильными. Он лично забирал и привозил в Москву в чемоданах и ящиках пробы с европейских и мировых чемпионатов, не пропуская ни одного соревнования. Каждый раз, вернувшись с добычей, Семёнов собирал всех нас в коридоре, делал суровое и измождённое лицо и, тяжело вздыхая и иногда сверкая глазами, рассказывал, сколько усилий и нервов ему стоило вырвать эти пробы из цепких лап коварного профессора Донике с его кёльнской лабораторией. Так он давал понять этим балбесам в Госкомспорте, что именно он вновь спас отечественную тяжёлую атлетику, а иначе всем был бы капут.