Моковцы приехали в Москву полным составом, включая принца де Мерода и профессора Донике. Гостям сообщили, что В. А. Семёнов тяжело болен и не сможет участвовать в заседаниях, возможно, даже прекратит свою работу в медицинской комиссии МОК. Манфред Донике был этим очень озадачен и потребовал личной встречи с Семёновым, и принц его поддержал. Но Громыко отказал во встрече, и тогда в ответ профессор Донике не допустил до заседаний медицинской комиссии ни одного советского представителя, ни Виктора Уральца, ни Сергея Некрутова. Оказалось, что Громыко планировал посадить Сергея Некрутова на место заведующего лабораторией, то есть заменить Виталия Семёнова, но Донике прямо сказал, что Некрутов не знает английского языка, не имеет химического образования и опыта работы в лаборатории. Вдобавок Сергей постоянно курил какой-то перестроечный самосад, он настолько пропах им, что тяжёлый запах курева не рассеивался даже после его ухода. Все поняли, что благодаря принцу и Донике Виталий Семёнов в этот раз устоял, поскольку потерять место в медицинской комиссии МОК за год до Олимпийских игр в Сеуле было недопустимо. После бойкота Олимпийских игр в 1984 году советских представителей планомерно убирали из международных федераций и комиссий, так что ценился каждый оставшийся деятель.
Семёнов позвонил мне домой и попросил приехать к нему на Курскую, в первый врачебно-физкультурный диспансер, что на высоком берегу Яузы; он там лежал в отделении реабилитации. Виталий постарел и утратил боевой вид, глаза его потухли. Мы обсудили новости; он сказал, что мы ошиблись с нашими тяжелоатлетами, потому что перед выездом на Европу делали только свободную фракцию стероидов, а тестостерон и гидролизную фракцию стероидов не анализировали из-за летних отпусков и большого потока проб. Но признаваться в этом нельзя, Виталий никогда ни в чём не признавался. Свободная фракция у штангистов пестрела хвостами станозолола, то есть следовыми количествами метаболитов; такие пробы с пограничными концентрациями метаболитов, на уровне нижнего предела обнаружения нашей методики, я добросовестно отмечал в журнале значком ±. Но это была обычная история, до выезда команды всегда оставалось несколько дней, и за это время всё исчезало.
Я сказал, что хорошо помню те анализы, вот только журнал мой куда-то пропал. Семёнов усмехнулся, покачал головой и сказал, что наши журналы у него. Потом, глядя на меня и следя за реакцией на свои слова, произнёс: «Наша версия для комиссии Громыко будет такова, что все пробы перед отъездом были чистыми. — Помолчал и спокойным голосом, как диктор Левитан, повторил: — Все пробы у штангистов были чистыми, тестостерона обнаружено не было». Тогда всё становилось понятным и объяснимым: после сдачи проб мочи штангисты сами вкололи себе тестостерон, полагая, что через несколько дней всё будет чисто, и с этим тестостероном полетели за рубеж, ну балбесы, что ещё сказать. Слово «балбес» у Семёнова было в ходу постоянно и не имело отрицательной окраски, означало что-то вроде «растяпы».
Семёнов ушёл в палату и вернулся с моим лабораторным журналом; это он утащил его перед проверкой, чтобы Громыко не увидел результатов. Виталий показал мои значки ±, стоявшие против номеров проб штангистов, у кого были видны следы анаболиков, и попросил переписать эту, а заодно ещё несколько других страниц, где были положительные пробы, которые тоже нельзя было показывать. И добавил, чтобы я никому об этом не говорил, особенно Уральцу.
Мне пришлось пешком тащиться три километра вдоль изгибов Яузы-реки до Елизаветинского проезда, до лаборатории, чтобы взять новый лабораторный журнал, точь-в-точь такой же, как тот, что дал мне Семёнов, и прихватить валявшиеся рядом ручки, чтобы переписать такими же чернилами. Этим я занимался дома весь следующий день, потом немного помял журнал, чтобы он выглядел потрёпанным, как наши лабораторные журналы. На работе я незаметно подбросил фальсифицированный журнал в стол рядом с прибором, как будто он валялся там всё время. Когда пришла комиссия во главе с Громыко, они допрашивали одного Уральца, после чего ушли не попрощавшись. Журнал их не интересовал.
Семёнов выписался и появился на работе, ходил мрачный или сидел у себя, ни с кем не разговаривая. Собраний трудового коллектива в коридоре «на зелёном диване», где рассаживались лаборантки, а мы обычно приходили со своими стульями, он больше не проводил. Виталий достоверно узнал, что Громыко планировал назначить вместо него заведующим лабораторией Виктора Уральца, раз Некрутов не подошёл на эту должность, однако согласовать это с медицинской комиссией МОК у него не получилось. Профессор Манфред Донике твёрдо стоял на своём и требовал личной встречи с Виталием Семёновым. Это стало переломным моментом в отношениях Семёнова и Виктора Уральца.