— Что ты привез, — продолжили они расспросы, — метан, пропионат, риту? Мы у тебя всё купим, но если ты обещал кому-то, то мы дадим тебе цену лучше.
Оказалось, эти упитанные крепыши были болгарскими тренерами по тяжёлой атлетике. Они совершенно отказывались верить, что спортсмен или тренер (а я выглядел и так и сяк), приехав из СССР и оказавшись именно здесь, рядом с их тренировочным залом, не привёз на продажу анаболические стероиды, пользующиеся запредельным спросом: метандростенолон, тестостерона пропионат и Ретаболил (нандролона деканоат) — его они называли женским именем «рита». Женские имена были в ходу для обозначения стероидов: оксана (оксандролон), диана (Dianabol, американское название метандростенолона).
Когда я повторил, что ничего не привез и что анаболиков у меня нет, они подумали, что я привез кому-то на заказ или с кем-то уже успел договориться, и продолжали наседать и увещевать, что они купят всё, что русские и болгары братья — мы тебя потом пригласим привезти ещё и ещё. Наконец они поняли, что у меня действительно ничего нет, посмотрели на меня с сожалением, как на недалекого или слабоумного чудака, и отчалили от моего стола. Но это было не всё, уже на выходе ко мне подошёл ещё один тренер, уже греческий, и по-английски обратился с тем же вопросом. И снова я сказал, что у меня нет ничего на продажу. Он объяснил, что я правильно поступил, не продав ничего болгарам, доверять им нельзя, но он известный и порядочный тренер и даст мне двойную цену за мои анаболики. Какие же они все привязчивые, ну нет у меня ничего, сколько раз повторять, — и я поскорее вышел на улицу.
В марте мы были в Кёльне на семинаре у Манфреда Донике — вдвоём с Сергеем Болотовым, моим старшим товарищем, любившим спорить и учить меня жизни. Сергей родился, учился и окончил институт в Грозном, его дед был терским казаком, пахал, махал саблей и в кого-то стрелял. Отец его, сын казака, тоже воевал, прошёл всю войну артиллеристом. Мы с ним постоянно спорили о казачестве, особенно за бутылкой вина, цитировали «Тараса Бульбу», «Казаков» и «Тихий Дон», но всегда соглашались, что «мужик» — это очень обидное слово. Виктор Уралец после своей засветки в Калгари оставался невыездным, и Семёнов держал его подальше от профессора Донике. Манфред Донике был уверен, что именно Уралец работал в подпольных лабораториях в Калгари и Сеуле в 1988 году.
Симпозиум был интересным: снова анаболические стероиды и стероидный профиль — эти темы поистине бесконечны. Стимуляторы скучнее, все эти кофеины, пемолины, эфедрины плюс мезокарб давно надоели. Много было вопросов по аккредитации и оценке качества работы лабораторий, поэтому всех нас начиная с осенней аккредитации обязали представлять полный отчёт по анализу аккредитационных проб, включая методы, используемое оборудование, реактивы и стандарты, квалификацию и опыт работы персонала — и кто что делал. Распечатки анализов тоже должны были прилагаться, включая контрольные (QC) и бланковые пробы, то есть кьюсишки и заведомо чистую мочу. После аккредитации получался отчёт страниц на сто, как диссертация, и каждая лаборатория направляла по одному экземпляру каждому члену антидопинговой подкомиссии медицинской комиссии МОК. Семёнов входил в подкомиссию, и мы стали получать отчёты из всех лабораторий, это очень помогало в работе.
Кормили на симпозиуме очень хорошо, и мы с Сергеем могли съесть очень много. Профессор Донике внимательно наблюдал за нашим обжорством и расспрашивал, правда ли, что в Москве становится всё тяжелее с продуктами питания и спиртным. Действительно, становилось и хуже, и дороже, инфляция ощущалась постоянно, а на водку, сахар и сигареты выдавали талоны. Поэтому в Кёльне мы отъедались, я там каждый раз набирал килограмма два или три веса, хотя бегал каждый день по часу.
Последующие три месяца я занимался своей диссертацией, сдал все экзамены, и мне назначили дату защиты. Суета не прекращалась, надо было печатать и рассылать автореферат, рисовать плакаты, собирать отзывы и отвечать на замечания. После защиты диссертации по теме «Хромато-масс-спектрометрический анализ кортикостероидов в биожидкостях», где моими оппонентами были ведущие советские учёные, профессора В. Г. Берёзкин и И. А. Ревельский, я просто свалился: температура, слабость и озноб. Моя жена и мама очень этим озаботились, мне даже показалось, что сверх меры, однако вскоре выяснилось, что Вероника беременна и ей следует опасаться инфекций и их носителей. В декабре у нас будет ребёнок — новость была просто ошеломляющая!