Однажды профессор Донике спросил, есть ли у меня костюм и галстук. Конечно, ничего такого у меня не было, и тогда он попросил меня назавтра одеться получше. Это не означало, что я плохо одевался, даже наоборот, это его сотрудники приходили на работу в таком старье, которое у нас даже на субботник никто не наденет. Я надел новою рубашку и побрился; в лабораторию пришли важные люди, запахло ароматным кофе и хорошим одеколоном. Из холодильной комнаты на подносе принесли пробу мочи, осмотрели, вскрыли и унесли в работу. Это была контрольная проба Б из Крайши, из восточногерманской лаборатории. Там она была объявлена положительной — нашли анаболический стероид болденон. Но это оказалось ошибкой, контрольный анализ пробы Б в Кёльне показал, что проба чистая. Определение небольших количеств болденона всегда было сложной задачей, у нас иногда бывали подозрительные пробы, но я не помню, чтобы мы хотя бы раз объявили положительный результат.
Принесли распечатки анализа. Профессор Донике позвал меня и представил экспертам и свидетелям анализа: вот доктор Григорий Родченков, коллега и хороший специалист из московской лаборатории, — потом потыкал пальцем в распечатки и объявил, что болденона в пробе нет, и указал, где мне поставить подпись. Вот так допинговая лаборатория в Крайше, важнейшая часть легендарной восточногерманской спортивной системы, потеряла свою аккредитацию, а её директор, доктор Клаус Клаусницер, был исключен из состава медицинской комиссии МОК. Профессор Манфред Донике был в хорошем настроении, было видно, что он удовлетворён таким исходом. Но мне было не по себе и как-то грустно, я три раза бывал в лаборатории в Крайше, там всегда было интересно, а доктор Клаусницер был заботлив и следил, чтобы нас хорошо встречали и принимали, возили и кормили.
Профессор Донике достоверно знал, что никакой борьбы с допингом ни в СССР, ни в ГДР не было, более того, всё было наоборот, применение допинга разрабатывали на государственном уровне, но скрывали это и лгали всему миру в глаза. И давно надо было вывести Семёнова и Клаусницера из состава медицинской комиссии МОК, но её председатель, принц Александр де Мерод, следил за тем, чтобы в комиссии был баланс представителей обоих блоков: восточного, социалистического, и западного, капиталистического. Вдобавок Семёнова он искренне ценил и уважал со времён московских Игр 1980 года, а ещё принц очень не любил, когда ему указывали, что надо делать. Донике злило, что Семёнов покрывал применение допинга советскими спортсменами и устраивал подпольные лаборатории в Калгари и Сеуле. Он считал, что и там и там работал Виктор Уралец. Я признался, что в Сеуле на борту судна работал я, Уралец в это время держал оборону во Владивостоке, в госпитале Тихоокеанского флота. Ну а что я мог возразить Донике? Что ни скажи, только ухудшишь ситуацию, а нагло врать мне не хотелось. Почувствовав, как сильно он меня прижал, Донике ухмыльнулся и произнёс фразу, которую я никогда не забуду: I am not blaming you, I am blaming your situation.
Я осуждаю не тебя, я осуждаю вашу ситуацию…
Профессор Донике любил красное вино, и так как через неделю начинался наш ежегодный симпозиум, то по случаю приближающихся Олимпийских игр в Барселоне было решено провести торжественный обед для всех участников в испанском ресторане. Профессор Донике решил протестировать ресторан заранее, от перечня блюд до списка вин. И вот вечером мы вчетвером поехали на разведку: Донике с женой Терезой, и я с его секретаршей Сюзанной Гёрнер, с тёмненькой — у Донике была ещё одна секретарша, тоже Сюзанна, но рыженькая. Сразу начали с вин, из хозяйских погребов подняли, наверное, с десяток разных бутылок Rioja, и мы решительно начали пробовать их на голодный желудок. Я ещё до этого зачем-то пробежал километров пятнадцать, и тут меня сразу накрыло и невероятно развезло. По идее вино нужно было пробовать, чмокать, закатывать и закрывать глаза — и сплёвывать в ведёрко. Но я не мог — ну как так можно, натура моя противилась, и я всё глотал. Профессор Донике тоже ведёрком не пользовался, несмотря на замечания и упрёки супруги. Наконец принесли поесть, но сухомятку, убогие тапас, деревенские испанские закуски в виде кусочков, только газеты не хватало, чтобы под ними расстелить, как на вокзале, — и они только усугубили действие алкоголя. В итоге до основных блюд с новыми бутылками вина, уже открытыми и готовыми к болтанию в декантере, мы так и не добрались. Фрау Донике и мадемуазель Сюзанна переглянулись, шепнули что-то владельцу ресторана, который всё время вертелся рядом, нам быстро вынесли по пакету с едой и вином — и развезли по домам.