Так что летом 1992 года Марина была бегуньей международного класса и идеально подходила для чистого эксперимента с применением эритропоэтина. После операции на ахилловом сухожилии нельзя было использовать даже относительно «мягкий» Оралтуринабол, мышцы всё время должны оставаться эластичными и тёплыми, нежёсткими. Даже небольшая «забитость» икроножных мышц могла привести к рецидиву травмы. Поэтому решено было применять только эритропоэтин по схеме соло. Перед первым уколом мы с ней провели контрольный «чистый» бег, 3 км по асфальту на велокольце у церкви, получились 9 минут 41 секунда, по километрам было 3:18, 3:13 и 3:10. После трехнедельного курса, всего за это время было введено 12 000 единиц ЭПО, что совсем не много, мы пробежали по той же трассе 6 км за 19:06 — половина была 9:40, последние 3 км пробежали ещё быстрее: 3:11, 3:09, 3:06, и вторая половина получилась 9:26. Без сомнения, Марина была готова бежать 10 км за 33 минуты. Эритропоэтин давал замечательный эффект, ведь, кроме него, ничего больше не было, между этими темповыми забегами были обычные пробежки в аэробном режиме, ни отрезков, ни прыжков, ни ускорений не делали, берегли ноги.
6.13 Олимпийские игры 1992 года в Барселоне. — Бромантан и карфедон
Олимпийские игры в Барселоне 1992 года запомнились победой Кевина Янга в беге на 400 метров с барьерами — 46.78, этот мировой рекорд был побит лишь в 2021 году. Хотя тогда было столько бегунов, бегавших по 47 секунд, что не было сомнений, что этот рекорд скоро побьют. Но результаты вдруг заметно снизились, и я связываю это с введением внесоревновательного контроля, это моё личное мнение, следствие плохой привычки видеть допинговые схемы везде и во всём. Очень обидным было поражение Ирины Приваловой в финале бега на 100 метров: она лидировала за 20 метров до финиша, но проиграла 0.02 секунды и стала третьей — 10.84, дул сильный встречный ветер. Зная Ирину с 1985 года, когда она поступила на факультет журналистики МГУ, зная её потенциал и талант, невозможно было поверить, что кто-то мог обыграть её просто так, без применения современной и изощрённой спортивной фармакологии.
После Игр в Барселоне появился новый отечественный препарат — карфедон, стимулятор, внесенный позднее в Список запрещённых препаратов под названием Фенотропил. Я его попробовал, побегал, но стимулирующего эффекта не ощутил. Однако все люди разные, кому-то, возможно, он идёт в жилу, то есть действительно стимулирует. Затем появился самый отвратительный препарат — бромантан, то ли «иммунопротектор», то ли «адаптоген», разработанный, по слухам, в недрах военной медицины. Вся беда была в том, что бромантан применялся в больших дозах, сотни миллиграммов в день, экстрагировался из мочи и попадал в хромасс, невероятно загрязняя инжектор и колонку. Особенно бесило, что пики бромантана вылезали там, где выходили пики тестостерона (Т) и эпитестостерона (Е), их невозможно было идентифицировать и рассчитать отношение Т/Е. Я терпеть не мог оба эти препарата, но Сергей Португалов добавил их в виде эксклюзива в свои поставки фармакологии для спортсменов: его растущий бизнес требовал новых идей и предложений. В итоге антидопинговые лаборатории четыре года мучились с этим фармакологическим мусором, пока не разразился скандал на Олимпийских играх в Атланте 1996 года, после чего бромантан с карфедоном внесли в Список запрещённых препаратов.
После отъезда Виктора Уральца в США научные исследования в нашей лаборатории прекратились, остались только рутинные анализы проб спортсменов и поиск подработки. Институтской зарплаты не хватало катастрофически. Мы получили новые масс-селективные детекторы фирмы Hewlett-Packard с химическими станциями на платформе MS-DOS Windows и с фантастическими лазерными принтерами. В России происходил настоящий компьютерный бум, одновременно возросли продажи аналитического оборудования, было снято эмбарго на поставку хромато-масс-спектрометров. Мы с Александром Ведениным ездили на обучение в Вену, где было европейское представительство фирмы Hewlett-Packard. Обучение было так себе, начальная школа, я знал намного больше фирмачей, с важным видом читавших нам простенькие лекции, которые мне ещё пришлось переводить российским участникам тренинга. Наши ребята были хорошие специалисты, они уверенно читали инструкции по эксплуатации приборов на английском языке, однако на слух ничего не воспринимали.