6.15 Советские спортсмены сыпятся на допинговом контроле. — «Кровавый симпозиум» в Лиллехаммере
В 1993 году проводились два чемпионата мира IAAF по лёгкой атлетике! Зимний был в канадском Торонто, а летний — в немецком Штутгарте. В этих странах наготове были сильные лаборатории — монреальская, директором которой стала Кристиан Айотт, и кёльнская, со своим новым прибором. После чемпионата в Торонто российская сборная лишилась двух золотых медалей: эстафетная женская команда, 4×400 метров, там нашли станозолол, и победа в семиборье, попалась моя любимая Ирина Белова — у неё был найден тестостерон. Григорий Воробьёв, врач сборной, был в шоке, мы с ним просмотрели данные нашего предвыездного контроля — у Беловой всё было в норме, тестостерон 15 нг/мл, эпитестостерон 10 нг/мл, отношение Т/Е 1.5, тогда почему в Монреале после соревнований отношение Т/Е оказалось больше 6, проба положительная? Получать четыре года дисквалификации не хотелось, и меня решили отправить в Монреаль на контрольный анализ пробы Б, хотя я заранее сказал Воробьёву, что Монреаль — это не та лаборатория, где можно надеяться, что контрольный анализ не подтвердит результаты пробы А. Но мне вручили паспорт с визой и билет — и я полетел в Монреаль.
Контрольный анализ пробы Б был очень интересен, мне хотелось увидеть, как его проводят за границей. Тестостерон в Монреале подтвердили, отношение Т/Е получилось 7.2, концентрация тестостерона 29 нг/мл, эпитестостерона 4 нг/мл; Кристиан Айотт, директор лаборатории, всё мне показала и рассказала. Вернувшись в Москву, я представил отчёт в письменном виде Валентину Васильевичу Балахничёву, президенту Всероссийской федерации лёгкой атлетики (ВФЛА). Именно тогда я впервые встретился с Балахничёвым лично.
Тем временем Григорий Воробьёв перетряс всё окружение Беловой и установил, что накануне отлёта, уже после предвыездного контроля, затейник доктор ввёл ей половинку ампулы тестостерона, 25 мг. Он уверял, что они всегда так поступали за три дня до старта и что никогда не было проблем на соревнованиях. Но тем и коварен тестостерон, что поначалу такие фокусы проходят, но постепенно стероидное давление на организм возрастает, в ходе соревновательного сезона, сборов, перелётов и смены часовых поясов копится общая усталость, в итоге все эти факторы приводят к снижению выработки собственных стероидов. Главное — снижается концентрация эпитестостерона, который стоит в знаменателе отношения Т/Е. Если бы в канадской пробе у Беловой, где тестостерон был 29 нг/мл, её эпитестостерон не провалился бы так сильно, до 4 нг/мл, а остался чуточку выше, пусть 5 нг/мл, то уже арифметическое деление 29/5 дало бы отношение ниже 6 — и всё, проба отрицательная! Это же такая мелочь — может быть, если бы Ирина поспала в тот день подольше или не волновалась так перед стартом, то всё могло обойтись. А так она получила четыре года дисквалификации!
Работы летом было очень много. Уралец уехал, и на меня обрушились отчёты, переводы и всяческая писанина, которую раньше делал он. Иногда даже времени не оставалось побегать, но как-то раз под вечер я всё бросил и пошёл потрусить по нашему институтскому парку, голову проветрить и бока растрясти. Смотрю — навстречу мне медленно едет белая машина и мигает фарами. Кто бы это мог быть, да ещё на нашей территории? Оказалось — директор Валентин Лукич Сыч, он купил себе вазовскую «восьмерку», хотя, может быть, и «девятку», точно не помню, и понемногу учился водить. Вот, говорит мне, мы больше не можем содержать персональную машину для директора, денег в институте нет, пришлось купить машину и учиться водить самому. Потом спросил, как у меня дела и есть ли какие проблемы. Я ответил, что скоро, уже через пару недель, в Лиллехаммере состоится симпозиум по анализу крови, первый в истории допингового контроля, у меня есть приглашение, но денег на поездку нет, к тому же мой заграничный паспорт заканчивается, а оформление нового занимает два месяца, даже больше. Тогда Сыч велел зайти к нему завтра с утра и напомнить про симпозиум и паспорт.
Я зашёл и напомнил; Сыч позвонил в Олимпийский комитет, потом дал мне номер телефона Маргариты, его помощницы, и комнаты, куда надо прийти с приглашением и фотографиями на новый паспорт. В Олимпийском комитете у Сыча был целый отдел, он возглавлял штаб по подготовке к Олимпийским играм в Лиллехаммере, так что норвежские визы ставились мгновенно, но новый паспорт пришлось немного подождать — пять дней! Фантастика: через пять дней у меня всё было готово, паспорт, билеты, и прямо из Олимпийского комитета я позвонил директору лаборатории в Осло, доктору Питеру Хеммерсбаху, моему другу, и сообщил, что приеду на симпозиум! Питер защитил диссертацию у профессора Донике в Кёльне и стал директором норвежской лаборатории: перед Олимпийскими играми он сменил доктора Хельге Офтебро, которого Донике очень не любил за его эксперименты с кетоконазолом, искажавшим стероидный профиль мочи и отношение Т/Е. От Лиллехаммера до Осло недалеко, два часа на поезде, так что пробы с Игр будут анализировать в лаборатории Осло.