И девятнадцатого ноября, на день раньше срока, бетонщики бригады Иванова сдали все восемь колонн эстакады забетонированными.
Вот они какие помощники у тебя, товарищ прораб!
А недавно, жарким июньским днем, по этой эстакаде пошли к зданию миксера тяжелые чугуновозы, чтобы наполнить горячим металлом вон тот, пышущий сейчас жаром массивный цилиндр. Потом чугун из миксера зальют в конвертор, хлынет в него стремительная и могучая струя кислорода, и конвертор выдаст сталь…
Иван Андреевич даже взволновался от этой мысли, захотелось покурить, он полез в карман за «звездочкой» и только тут заметил, что в зубах у него давно потухшая папироса. Он почему-то смутился этого, крадче оглянулся по сторонам и заспешил к лестнице.
Солнце снова полыхало над головой, и приятно было остановиться возле градирен: мелкая водяная пыль у их стенок освежала. И снова всколыхнулось чудное волнение: ведь градирни, эти хитроумные теплообменные аппараты большой мощности, тоже дело рук его ребят. Они устроены так, что горячая вода, идущая от металлургических агрегатов, резко охлаждается в них, а затем мощными насосами вновь гонится к печам. Здесь, в холодке, хорошо было передохнуть минуту-другую.
На градирнях, как вспомнил Иван Андреевич, особенно отличились бригады Михаила Маркина и Николая Асерского. Тысячи и тысячи болтов, угольников, шиферных плит — все перебрали, установили, закрепили старательные, работящие руки. Веселые ребята, с выдумкой и задором, они перекрывали нормы раза в полтора, а то и больше, а после смены дружной гурьбой направлялись еще на прокладку газопровода, — такое было у них комсомольское обязательство.
На градирнях и закончили металлургостроевцы свою работу. Это был их последний, семнадцатый объект, на площадке конверторного. В свое время возле штаба комплекса установили для общего обозрения доску, на которой отмечалось количество сданных строителями объектов. А неподалеку красочный плакат вопрошал требовательно, почти грозно: «Что ты сделал для досрочного пуска конверторного?» И каждый раз, подписав очередной акт о сдаче, Иван Андреевич поглядывал на доску с нескрываемым удовлетворением: растет цифра! Росла она, конечно, и за счет других, другие тоже не плоховали, но то, что на доске обозначался и твой труд, было приятно.
Акт о сдаче градирен Иван Андреевич подписывал с особым удовольствием: во-первых, что ни говори, последний объект, конец — делу венец; во-вторых, эти сложные гидротехнические сооружения комиссия приняла сразу, без всяких доделок, с оценкой «хорошо». Случай у строителей — это все признавали — редкий.
Не такой уж большой объект, но сделан на славу, а не это ли самое важное? В большом общем деле у каждого есть своя доля труда и ответственности. И когда про твое говорят: «Хорошо» — это неплохо!..
Вот так он шагал по стройке, не спеша никуда, останавливался у своих объектов, вспоминал что-то по мелочам, и, складываясь, как стекляшки в мозаике, мелочи эти рисовали в сознании картину чего-то большого, значительного, и это была сама его жизнь.
Пути-дорожки
На биографию любого человека эпоха накладывает свой отпечаток. Более того — эпоха формирует человека. Но когда, в какой день берет она это существо в могучую длань и начинает диктовать ему свои веления?
Как правило, человек того не замечает.
Не был исключением из сего правила и малолетний гражданин деревни Беляево Ординского района Пермской области Ванюшка Макаров. Когда грянула Великая Октябрьская революция, означенному гражданину едва минуло шесть лет — возраст для философско-политических умозаключений совсем не подходящий. Правда, он ежедневно слышал такие слова, как «белые» и «красные», «большевики», «партизаны», «комбед», но не так уж много говорили они незрелому детскому умишку. Куда ближе и понятнее были «конь», «корова», «вилы», «топор» — все то, что извечно бытовало в крестьянском обиходе.
Не ощутил он какого-то особого дыхания эпохи ни в недолгие годы учения в школе, ни в тяжкой полевой работе на отцовском наделе, ни тем паче в забавах и гулянках деревенских парней и девах, когда, посчитать, перевалило ему за шестнадцать.
Прикосновение эпохи — властное и зовущее — он, пожалуй, впервые почувствовал, хотя тогда и не осознал этого, в семнадцать лет.
Широким фронтом по деревням и селам шла коллективизация. В Беляево организовали МТС. На первых порах она разместилась в старых кулацких домах и сараях. Временно. Бывший партизан и красногвардеец Бормотов, назначенный в МТС завхозом, хлопотал, чтобы получше укрыть от дождей «фордзоны», и ругался на непогодь, на местное начальство и на кулаков, которые, видишь ли, не догадались в свое время поставить для тракторов добротные навесы. Был Бормотов высок, громогласен и знаменит усами: кончики их он, заправлял за уши.
Он-то и заговорил с Ванюхой от имени эпохи.
— Вот что, Иванко, — сказал Бормотов однажды, зайдя во двор к Макаровым. — Давай-ка будем мы с тобой строить нашу советскую мэтээс.
— Это как же… строить советскую мэтээс? — осведомился Ванюха.
— Обыкновенно как. Прислали нам чертежи, только ни черта я в этих картинках не смыслю. А ты немножко кумекаешь в плотницком деле, столярничаешь к тому же — тебе и строить. Не одному, конечно, наймем артель.
— Не будет толку, — сказал Ванюха. — Какой я строитель!
— Будет толк! — закричал Бормотов, но тут же перешел на ласку: — Ты парень ощутительный, ты нашу нужду поймешь. Заседала недавно в Москве шестнадцатая наша партконференция. Она об мэтээс, скажу я тебе, специальные слова записала. Это, записала, важнеющий фактор в коллективизации и рычаг смычки города с деревней. А как же так наш важнеющий фактор без нужных помещений может существовать? Вопрос! И кто этот вопрос может разрешить? Мы с тобой, вот кто. Этого, если хочешь знать, революция требует, и никто нам с тобой не простит, если мы новую советскую мэтээс в родной своей деревне не построим. Так что выбору тебе все равно нет. — И старый партизан победно заложил усы за уши.
И приятно было Ванюхе, что не кого-нибудь, а именно его приглашает Бормотов в строители МТС, лестно, что от него, Ванюхи, зависит «важнеющий фактор», и в то же время побаивался он не справиться.
Вечером Бормотов пришел к Макаровым с директором и притащил чертежи типового проекта. Старший Макаров, Андрей Ефимович, был в свое время сноровистым плотником, строил местный сыроваренный завод, и по всем статьям выходило, что уж он-то в чертежах разберется. Андрей Ефимович кряхтел и хмыкал над синьками, долго водил задубелым пальцем по тонким линиям чертежа, прикидывал что-то на обрывке газеты, потом сказал:
— Никогда-сь мы по этим самым чертежам не строили. Если так, на словах, растолкуете, что вам надо, — пойму, а чертежи эти разгадывать не обучен.
Тогда решено было послать Ванюху на краткосрочные строительные курсы, и, напутствуемый усачом Бормотовым, он уехал в Свердловск. Вернулся — строительство пошло полным ходом.
Начали прибывать новые тракторы. Их ставили на полигонную обкатку.
— Зря горючее переводим, — сокрушался Иван, — и какая сила пропадает. Они тут без толку ворочаются, а лес на стройку на лошадях тягаем.
Начальство согласилось с ним: вместо холостой обкатки послали тракторы в лес. Иван сдал экзамен, чтобы получить права тракториста, и теперь сам садился за руль и сквозь чащобу и болота волочил связки бревен к стройке; однажды утопил он трактор в трясине, кое-как вытянули на вторые сутки.
Оттого, что он, совсем молодой парень, вроде бы руководил строительством, дело это стало ему вдвойне дорогим, он горячился и болел за каждую досочку, ругался с товарищами, азартно хватался то за пилу, то за топор, а по вечерам, когда стройка утихала, неслышно бродил у новых корпусов и тихо улыбался. Эта МТС стала для него «важнеющим фактором» собственной жизни.