Шли годы, Хазанович в 1938 году с отличием закончил институт и стал работать на Харьковском турбогенераторном заводе. Сменный мастер, инженер-технолог, старший инженер отдела главного механика — все было увлекательно и здорово: ведь их завод был единственным турбогенераторным в стране, и на плечи коллектива легли нелегкие задачи по оснащению промышленности и транспорта энергетическим оборудованием.
Работы было много — в цехах, в отделе, в заводской многотиражке. Но оставались еще энергия и кроме дня, ночь, чтобы писать. Начиная с 1935 года Юрий Хазанович регулярно печатал свои рассказы в журналах «Червоний шлях», «Радянська литература», «Молодой бiльшовик», «Молодняк», «Лiтературный журнал». Эти рассказы («Архитектор», «Когда побеждает старость», «Ошибка Петра Макаровича» другие) повествовали в основном о жизни студенческой молодежи; правда, среди них уже появились посвященные заводской тематике.
Рассказы молодого автора обратили на себя внимание читателя и критики. В 1940 году инженер Юрий Яковлевич Хазанович был принят в члены Союза писателей.
Он не спешил профессионализироваться в литературе: заводская работа представляла прекрасную жизненную школу, столь необходимую писателю.
От завода его оторвала война. 23 июня 1941 года воентехник первого ранга Хазанович в составе гаубичного полка выехал на Западный фронт, под Витебск.
Надо ли подробно говорить о солдатских буднях лета сорок первого? Горечь первых поражений, яростную дикость бомбовых ударов и ошеломляющую силу танковых атак — все пришлось перенести молодому офицеру. Смерти он миновал, госпиталя — нет. Тяжело контуженным, с разрывом ткани легкого, Хазановича эвакуировали на Урал, и несколько месяцев врачи бились за его жизнь.
В январе 1942 года в Свердловском отделении Союза писателей появился худой и бледный черноволосый человек небольшого роста в офицерской шинели.
— Хазанович, — представился он и предъявил свои документы: инженер, писатель, инвалид первой группы.
Так он стал уральцем. Навсегда. Не только потому, что остался жить на Урале. Но и потому, что полюбил этот могучий и раздольный край глубоко и прочно. И узнал его получше многих аборигенов. Урал накрепко вошел в его творчество.
Вскоре, в 1943 году, вышла первая на русском языке книга Юрия Хазановича — сборник рассказов «После боя», затем — «34 недели на Майданеке» («Заключенный № 1°920») — одна из первых в советской литературе документальных книг, поведавшая правду об ужасах фашистского плена и мужестве советских бойцов, оказавшихся под игом фашистов.
Я не собираюсь перечислять все произведения Хазановича, но не сказать хотя бы коротко о некоторых из них не могу.
… Только-только отгремела война. Страна лишь начинала залечивать страшные кровоточащие раны. Но уже звучала в буднях, нарастая, величественная и светлая симфония мирного труда. Я понимаю, это тривиальная фраза. Но если вслушаться в мир — фраза очень верная. Надо было тогда, в еще ноющие ранами годы, уловить главное — завтрашнее. И в начале 1947 года в альманахе «Уральский современник», а затем в журнале «Сибирские огни» появилась повесть Ю. Хазановича «Мне дальше».
Она о строителях. О тех, кто поднимал и поднимает в вековой таежной глухомани новые города. О тех, кто в немалой мере олицетворяет советскую эпоху. Может быть, поэтому конфликт, изображенный писателем, — конфликт между теми, кто окрылен высокими общественными целями, и теми, кто ползает в тине собственного благополучия, — выглядит особенно остро и обобщенно.
Очень жаль, что, несмотря на одобрительные отзывы читателей и прессы, несмотря на уговоры товарищей, Юрий Яковлевич так и не издал повесть отдельной книгой. У него своеобразная, я бы сказал, безжалостная к себе манера работы. Напишет крупную вещь, напечатает в журнале и — в ящик стола. Почти как у древних. Пройдет несколько лет, как это было, например, с «Широкой колеей», ставшей в конце концов повестью «Свое имя», — Хазанович достанет рукопись из стола и начнет черкать ее, перечеркивать, выбрасывать куски и главы, переписывать их и писать новые… Так рождалась у него книга.
Правда, частично свою повесть «Мне дальше» Юрий Яковлевич использовал в кино. Ее основные сюжетные линии легли в основу фильма «Одна строка», сценарий которого писатель создал в соавторстве с режиссером Иваном Правовым. Однако фильм сослужил свою службу, а повесть должна бы жить своей жизнью. Сегодня она, мне думается, зазвучит — издай ее отдельной книгой — не менее современно и впечатляюще, чем звучала почти тридцать лет назад. Потому что главное в ней — неуемность души советского человека-созидателя.
Герои произведений Юрия Хазановича всегда люди поиска и высокой цели. Жизнь для них — не гладкая дорожка, скорее — бурелом. Я не помню у Хазановича ни одной «приземленной» вещи, — все исполнено стремления к большому, чистому, благородному.
Может быть, именно поэтому Юрий Яковлевич стал одним из любимых авторов издательства «Детская литература». Большинство его книг было прямо или косвенно адресовано молодому поколению. О нем писатель думал непрестанно, заботой о его воспитании были пронизаны, по существу, все произведения Хазановича последних перед смертью лет.
Высокая целеустремленность, пусть с ошибками и срывами, неизбежными для подростка, ведет главного героя повести «Свое имя» Митю Черепанова, сына паровозного машиниста, погибшего на фронте. Повесть — о военных годах, но не о войне; действуют в ней железнодорожники, но вещь эта все же не о железнодорожниках. Содержание ее, ее звучание глубже и значительней. Это повесть о становлении советского рабочего человека.
С убедительным проникновением в психологию юной души писатель рассказал о нелегкой дороге в большую жизнь, на «широкую колею». События, описываемые в повести, происходят в уже далекую от нас пору, но ее проблематика непреходяща. Отношение к труду, к традициям старшего поколения, вопрос о праве на свое, своим трудом утвержденное имя — все это волнует и нашу сегодняшнюю молодежь, и нас, отцов и дедов.
В сложном сюжетном переплетении, в столкновениях разных характеров и взглядов, в суровых испытаниях рисует автор судьбы героев. Порой, когда перечитываешь «Свое имя», берет этакая добрая зависть: вон ведь как «ловко» повернул события автор, нашел самую выразительную и, может быть, единственную верную деталь для обрисовки состояния героя!.. А как это повертывалось, как искалось, я помню. Бывало, при встрече или в телефонном разговоре Юрий Яковлевич скажет:
— Придумал я один эпизод…
Или:
— Придумал я одну фразу…
И тут же перескажет или прочтет.
«Придумывались» эти фразы, искались, вынашивались им днями, подчас неделями, иногда месяцами. Пишет неспешно своим убористым, чуть в раскат почерком страницу за страницей уже выношенное, потом сидит задумавшись — и вдруг прорвется то, что гвоздиком давно засело в мозгу, и вспыхнет эта фраза или эпизод. Глядишь, он заново черкает свою рукопись, выбрасывает что-то, вставляет новое.
Неписатель тем и отличается от писателя, что пишет себе и пишет без оглядки. А писатель пишет и зачеркивает, пишет и зачеркивает — мучается, трудится. «Придумать» — найти «изюминку», отыскать наиболее точное, нужное слово, изобразить сцену, без которой нельзя обойтись, и выбросить ту, без которой обойтись можно, уловить тонкий нюанс в переживании героя — из этих, порой мельчайших, находок и складывается радость творческих «мук слова».
Эту радость Юрию Яковлевичу приносила не только художественная проза, но и публицистика: ей он отдавался так же самозабвенно. А порой тут и грани не проведешь — когда речь идет об очерках.
Очерков у него написано было много. Печатались они и в газетах, и в журналах, а часть их составила его книги «Особая грань», «Счастливые люди», «Поиски, тревоги, мечты», издавались и отдельными книжечками — «Байкаловские огоньки», «Это счастье».
Хазанович любил людей, его тянуло к ним, особенно к тем, кто на стремнине жизни. В очерках своих он сам был весь в «поисках, тревогах, мечтах», то задумчив, то гневен, то ласков, то возвышен. Рисуя портреты современников, он распахивал их духовный мир — мир людей, строящих новое общество.