Каждое “никто” хлестало Мастера огненным бичом на грани болевого порога, хотя на госте не оставалось ни следа. Ему было невозможно причинить вред, потому что Мастер — полноправный соавтор Города, хочет этого Хозяйка или нет. А поскольку хлестали его именно Городом, можно сказать, нитями городских электропередач, к созданию которых Мастер лично приложил руку… В общем, у творца этих электропередач было достаточно времени, чтобы стать достаточно искусным в защите от их свойств.
Бурю праведного гнева следовало с достоинством переждать. Он взглянул на женщину жуткими в своей разности глазами: человеческим карим и пульсирующим рубином, таким же, как в оконных рамах Сердце-Дома… и ждал. Ждал, пока женщина выплеснется и успокоится.
Наконец карающая десница устала и остановилась. Хозяйка стояла, глубоко дыша, противная сама себе. Она вела себя как какая-нибудь Лилит — мстительный и злорадный демоненок из Темных. Как мелкая сошка, лишенная королевского благородства и самообладания. Впрочем, кажется, именно самообладание и было украдено Мастером в том урагане.
Виновник торжества поднялся с пола и проковылял в хозяйское кресло. Вся его поза говорила: “Я могу ждать, сколько угодно”. Они давно не виделись и, судя по всему, Мастеру было что сказать.
Она могла вышвырнуть его вон, но слишком устала. Течение жизни в Чертогах было размеренным и спокойным, Хозяйка редко их покидала, предпочитая путешествовать в своей мысленной проекции. Она отвыкла от безудержных эмоций, оставив их на откуп Городу. Чем он, как выяснилось, активно пользовался.
Женщина представила в Чертогах небольшой бассейн, наполненный морской солью и лепестками. Отгородившись от зрителя туманом как ширмой, она разделась и вошла в купальню. Вода была теплым морем в разгар июля. Нужно расслабиться. Успокоиться. И никогда больше не рассеивать себя.
Мастер терпеливо ждал, пока не пройдут водные процедуры и пока женское любопытство не возьмет верх. В конце концов, он почувствовал, как из-за ширмы прилетел импульс, и в шее что-то разжалось. Гость встал промочить горло, не нарушая тишины. Катая по языку богатый букет вина (это оказалось саке), он созерцал игральное поле, с которым недавно работала Инь. Он без труда нашел на столе свою карту и потянулся за ней. Двуликий. Получеловек-полуящер. “Таким она видит меня”, — подумал Мастер.
— Ну? — донеслось из бассейна. — Ты ведь уже можешь говорить.
Он залпом опрокинул в себя содержимое бутылки. Начал говорить хрипло и надломлено, как после удушения. Купальщице пришлось прикладывать усилия, чтобы расслышать его.
— Я принес то, что взял. Совершенно незачем было устраивать тут светопреставление. У меня не было другого выхода. Ты закодировала Чертоги на свою ауру, и никакая другая сюда проникнуть не может. Тебя не выманить отсюда уже много лет. Вот и пришлось позаимствовать частичку Ее Высочества, чтобы добиться королевской аудиенции!
Собеседница с другой стороны ширмы пожала плечами. Вспышки гнева были ей несвойственны. Злость, внезапно охватившая разум, была чужой. Это была агрессия Мастера, отразившаяся в ней, как в зеркале.
— Я — Инь, изменчивая текучая вода. Ты насилием вырвал из меня часть, поразив воду электрическими разрядами. И я стала проводником тока, который ты в меня поместил. То, что сейчас произошло — закономерный удар электричества, вернувшегося в первоисточник.
Мастер знал, что она права: в яростной фурии он встретил самого себя. Но признавать чужую правоту не хотелось, и он продолжил искать поводы для придирок.
— Затворничество не пошло тебе на пользу. Произошло многое. И даже Игра не даст тебе увидеть все.
Он заметил Хамелеон на столе:
— Этот камешек достался тебе от Николь?
— Да, — донеслось из-за ширмы, — она зашвырнула мне его в портал во время последней стычки. Очень полезная в хозяйстве вещица.
— Ты знаешь, что такого особенного в этой Николь? И почему я завертел весь этот сыр-бор с охотой и похищением?
Хозяйка попыталась вспомнить, что там вообще творилось. Она практически не принимала участия в той истории. Только когда Мастер попросил подменить его в ипостаси Тени (он часто использовал этот облик для общения с Темными, но в тот раз почему-то решил предстать перед ними как есть)...
Рассказчик истолковал молчание собеседницы как просьбу продолжать мысль.
— Потому что она меняет все, что мы создали. Представь, что ты написала картину и оставила холст высыхать в мастерской. Но приходишь утром и видишь, что твоя картина записана чужой дилетантской рукой! Без всякого уважения к твоему искусству! А когда ты не только художник, но и архитектор? И твое полотно — это Город! Цельно связанный с твоим собственным разумом. Следовательно, что?