- О, смотрите на деревенскую писаку! - тыча пальцем в Солоху, прокричал бригадир, воспользовавшись бабьим затишьем. - Пиши, пиши! Ты хоть расписываться умеешь?
- И напишем! Вон у нас молодые девчата: они грамотные, напишут. Только тебе потом не поздоровится. Быстро свое брюхо уберешь.
- Пишите, я не против, - уже тише произнес бригадир. Он наконец понял, что криком тут не возьмешь, как-то с женщинами надо по-другому договариваться, а то можно и боронование сорвать. Уж за это председатель по головке не погладит.
И он решил попробовать подойти к ним с другой стороны.
- Женщины,- начал он,- успокойтесь! Пишите, я не против, но поймите, скоро обед, а мы до сих пор в поле не выехали, да что там поле, борон для себя не выбрали, - слезно стал умолять он их.
- Люди, поди, давно уж приступили к боронованию, мы все еще митингуем. А когда придет время урожай снимать опять на кого-то кивать будем. Что мы скажем своим сыновьям, мужьям и братьям? После таких убедительных слов женщины поутихли, не перестали кричать. Их раздражение сменялось угнетенностью, так как у каждой были на фронте ни отец, так муж, а то и сын, и они, как бы устыдившись своего поступка, быстро, опустив головы, разошлись, поймали своих коров, и повели на общий двор, где хранились сложенные еще до оккупации бороны. Там же лежали поделанные плотниками новенькие ярма.
Чтобы не отстать от остальных, Дуся с Мотей поспешили к своим коровам. Вначале коровы упирались, неохотно плелись за своими хозяйками, но постепенно обнюхались между собою и, по-видимому, вспомнив осенний маршрут, по которому их гоняли каждое лето пошли веселее.
Некоторые женщины все еще вели своих коров за поводки, другие предоставили животным полную свободу и шли позади них, беседуя между собой о чем-то житейском и лишь изредка покрикивали на них.
Девушки не отставали от женщин, но и не вмешивались в их разговор, соблюдая негласную субординацию. Так не спеша, мирно беседуя дошли до конюшни, стоявшей под горой, и пустив коров по выгону, стали выбирать бороны.
Дуся с Мотей и Рая с Полиной выбрали себе две бороны, отнесли их на ровное место, прицепили к ним выданные завхозом барки и пошли за ярмами.
Когда было все готово, бригадир разрешил запрягать коров, при этом внимательно наблюдал за их действиями. Как только кончили запрягать, попросил внимания. Все смолкли, повернувшись к нему.
- А теперь будем учиться боронить, - сказал он громко, и стал осматривать упряжки, правильно ли они запряжены и у кого находил ошибки, поправлял.
- Да что, мы не видели, как боронят? - сказала с усмешкой одна из женщин.
- А мы не вас будем учить, а коров, - ответил ей бригадир. - Понятно?
- Понятно! - раздались несколько голосов.
- Вот и хорошо.. А теперь слушайте внимательно! - попросил он, становясь против них.
Все приготовились слушать.
Но и тут Солоха нарушила момент серьезности.
- Иван Петрович! - раздался по выгону на высокой ноте ее голос. Все головы повернули в ее сторону.
- Что там еще? - спросил бригадир.
- Ты у нас сейчас наподобие бабского командира? Так я понимаю?
Она выдержала паузу, ожидая, что он ответит. Некоторые женщины смотрели в ее сторону с недоумением, другие улыбались, чувствуя подвох в ее вопросе.
- Ну, допустим, - растягивая слова, ответил он, и сам чувствуя каверзность вопроса.
- А раз так, то ты должен по закону военного времени поставить нас на казенное довольствие, а вместо ста граммов наркомовских, так как мы не пьющие, вечерами ублажать нас согласно составленного графика. Иначе мы не выдержим такой нагрузки и, не дай Бог, сорвем план боронования. Баба, что корова, как сбесится, не удержишь...
- Ох и дура ты, старая, как я посмотрю...
По выгону прокатился дружный хохот женщин.
- Не из ребра, Солоха, тебя Бог сотворил, а из чертового хвоста.
Женщины вновь расхохотались.
- Хватит баланду травить! - строго прикрикнул на женщин Иван Петрович. Дело надо делать.
- А мы и собрались на дело, - не выдержала Солоха.
Бригадир посмотрел одним глазом строго на нее, но ничего не сказал, отвернулся.
- Так вот, - начал он, зычным голосом. - Хитрости особой в этом деле нет, главное сейчас - удержать коров, приучить их к ярму. Дело не из легких, но выполнимо. А теперь свяжите веревки от обеих коров и за них одна из вас будет управлять коровами, а другой надо следить за бороной и легонечко, если они становятся и не хотят идти, подгонять их хворостинкой или, если есть у кого, кнутом.
- Понятно? - повторил он.
- Понятно, - за всех ответила Солоха. - Чего ж тут не понять, не велика премудрость.
- Да, забыл, - встрепенулся Иван Петрович, -бороны сейчас повернуть надо зубцами кверху, а то постромки могут порвать. - Теперь, кажется, все, тронулись.
Женщины потянули коров за привязанные к рогам веревки, и тут же расстроился весь порядок. Одна корова потянула вправо, другая - влево, а некоторые упали на колени. Женщины подняли невообразимый шум, проклиная кто коров, кто начальство, придумавшее такое издевательстве над животными.
Кое-кто старался взять корову лаской. Дуся, прихватившая с собой кусок хлеба, решила отдать его своей Лысухе. Мотя по примеру Дуси достала тоже свой хлеб.
Став впереди коров и протянув руку с куском хлеба, девушки стали отступать назад. Коровы, вытягивая шеи за хлебом, потихоньку шли за девчатами. Соседи, видя их уловку, тоже стали давать своим коровам хлеба, постепенно приучая их к ярму.
- Молодцы, девчата! - похвалил их бригадир, увидев, как свободно ведут они своих коров по кругу. - Завтра в поле выезжать можно, - сказал он.
- Завтра еще рано, - возразила Мотя, смущаясь не то от своей смелости, не то от похвалы бригадира. - Еще денек надо потренироваться. Это они за хлебом идут, а как хлеб кончится, так и станут.
- Ничего, ничего! - на пахоте им буде легче.
Вдруг одна из коров упада на передние ноги, согнув их в суставах, затем завалилась набок стала дрыгать ногами.
Женщины, работавшие рядом, испугались и не знали, что с нею делать. На помощь прибежал бригадир и кнутом поднял упавшую корову.
- Ты что, осатанел? - закричала на него женщина. - Если бы свою, так бы не тронул, а мою и бить можно!
- Ты что, Дашка, если бы ее не поднял, она бы могла и задушиться, - Ты скажи мне спасибо, а то бы и конец ей, - оправдывался Иван Петрович.
Солнце уж давно перевалило за полдень, а женщины все еще продолжали тренировать коров, приучая их к ярму. Видит бригадир, что женщины изрядно притомились да и коровы тоже, решил на сегодняшний день закончить тренировку. Когда женщины, обходили очередной круг и приблизились к нему, стоящему на пригорке он громко прокричал им: "Шабаш, бабы!"
- На сегодня хватит! - произнес он, довольный не зря проведенным днем.
Женщины остановились, переводя дух.
- Завтра, не дожидаясь моих распоряжений, спозаранку запрягайте каждая пара своих коров и в поле, - распорядился бригадир. - За вами закреплен клин земли от могилок до "Дробного" сада. Он наделен на всех коров нашей бригады, так что хватит на всех.
- Делянки разбиты, начиная от могилок до сада, поперек поля, бороновать будете также поперек, объяснил он подробно женщинам.
- А кому первому начинать? - не выдержав до конца объяснения бригадира, задала вопрос одна из женщин.
- А я сейчас скажу, - повернув голову в сторону спросившей, сказал он.
- От каждой пары подойдите ко мне по одному человеку. И как только все делегатки подошли к нему, он снял фуражку и, высыпав в нее свернутые в трубочку бумажки, приказал: «Чтобы не было обиды друг на друга, тяните сами себе жребий». И протянул руку с фуражкой в сторону женщин. Растерявшись от неожиданного предложения они стояли молча и смотрели то на бригадира, то на его фуражку.