— Я подумаю, — ответил Джебидия. — Но у меня есть свои дела.
— Перед кем ты собираешься здесь проповедовать? — спросил помощник шерифа.
— Даже не думай об этом, — заявил Дед. — От одних только мыслей об этой глупости с Иисусом у меня задница устает. Когда я слышу проповеди, мне хочется убить проповедника, а потом перерезать себе глотку. Сидеть в церкви — это как будто тебя связали и бросили в муравейник.
— На данном этапе моего жизненного пути, — сказал Джебидия, — я вынужден полностью с вами согласиться.
Его слова встретила тишина. Ее нарушил помощник шерифа, когда повернулся к Деду:
— Как быстрее добраться до Накодочеса?
— Если подумать, то можешь ехать, как ехал, по той дороге. Милях в тридцати отсюда будет перекресток, свернешь налево. Оттуда до Накодочеса останется еще миль десять, но дорога тебя выведет, хотя в самом конце надо будет свернуть, а вот куда — так сразу и не вспомню. Если не гнать лошадей, на весь путь уйдет два дня.
— Можешь поехать с нами? — спросил помощник шерифа. — Покажешь тот поворот?
— Могу, но не хочу. Я в последнее время плохо сижу в седле. От долгой езды у меня яйца болят. Вот в последний раз вернулся с дальней дороги, потом пришлось час сидеть в тазу с теплой соленой водой, чтобы яйца в штаны поместились.
— У меня яйца болят от твоей болтовни, — вмешался пленник. — Готов поспорить, когда они у тебя опухли, ты в первый раз в жизни увидел, какого размера они бывают у настоящего мужика. Надо было так и оставить.
Дед щелкнул затвором.
— Сейчас пальну.
Билл только ухмыльнулся, прислонился к стенке очага, но тут же отпрянул. На секунду показалось, что Дед спустит курок, но он вовремя понял, что случилось.
— Ага, — сказал Дед. — Там же горячо, дурень. Поэтому и называется «очаг».
Билл устроился так, чтобы не сидеть спиной к огню, и сказал:
— Я отрежу этому помощнику его клювик, приеду сюда, заставлю тебя его зажарить и съем.
— Сейчас договоришься. Целиком в очаг попадешь, — ответил Дед.
Когда ругань немного утихла, помощник шерифа снова обратился к Деду:
— Разве нет более короткой дороги?
— Есть, но ты сам по ней не поедешь, — после короткого раздумья ответил Дед.
— Что это значит?
Не отрывая глаз от Билла, Дед медленно спустил затворы на обрезе. Потом повернулся к помощнику шерифа.
— Есть еще Дорога мертвеца.
— И что с ней не так?
— Да все. Раньше ее называли Кладбищенской. Пару лет назад название поменялось.
— Расскажи нам о ней, — заинтересовался Джебидия.
— Я обычно не верю в пустую болтовню, но мне рассказывал человек, который видел все своими глазами…
— Небось обычные россказни о призраках, — сказал Билл.
— Насколько эта дорога сократит путь до Накодочеса? — спросил помощник шерифа.
— Почти на день.
— Черт. Тогда придется ехать по ней.
— Поворот недалеко отсюда, но я бы не советовал, — сказал Дед. — Я не очень верю в Иисуса, но я верю в духов и тому подобное. Когда живешь в такой глуши, видишь много странных вещей. Есть боги, которые слыхом не слыхивали об Иисусе и Моисее. А есть боги еще более старые. Индейцы о них рассказывают.
— Я не боюсь индейских богов, — заявил помощник шерифа.
— Может, и так. Но даже индейцы не особо их любят. Это не их боги. Они старше, чем индейское племя. Индейцы стараются их не трогать, они поклоняются своим богам.
— И чем же эта дорога отличается от других? — спросил Джебидия. — Какое отношение имеют к ней древние боги?
— Тебе просто не терпится бросить ей вызов, да, преподобный? — усмехнулся Дед. — Доказать, что твой Бог сильнее всех? Сдается мне, что никакой ты не проповедник, а самый настоящий задира. А может, и так — проповедующий задира.
— Я не очень восторгаюсь своим Богом, — ответил Джебидия. — Но у меня есть обязанность. Изгнать зло. Зло в понимании моего Бога. Если те боги несут зло и они на моем пути, то я должен сразиться с ними.
— Уж насчет зла не сомневайся, — ответил Дед.
— Расскажи нам о них, — попросил Джебидия.
— Джил Джимет был пасечником, — начал Дед. — Он держал пчел и жил рядом с Дорогой мертвеца. Тогда ее называли Кладбищенской дорогой, потому что она вела на кладбище. Там были какие-то испанские могилы; люди поговаривали, что там лежат конкистадоры, которые заехали сюда, да так и не выехали. Кажется, там еще хоронили индейцев, которые приняли христианство. По крайней мере, там стояли кресты с индейскими именами. Или это были метисы, их тут хватает. Так или иначе, там было много людей похоронено. Когда тебя закапывают, кладбищенской земле все равно, какого ты цвета, потому что в конце концов все мы будем одинаковыми — цвета грязи.