Боголепов скорбно развел руками:
— Хотелось бы разделить вашу веру в чистоплотность Кабакова, но…
— Да разве я говорил… — начал Стахеев.
— Шучу-шучу, — успокоил Боголепов и деловым тоном добавил: — Мы сделали запросы, о вашем бывшем «батьке» — ни в местах лишения свободы не значился, ни арестован не был. Провели расспросы сотрудников советских учреждений, выехавших с КВЖД, и в точку попали: видели в Харбине человека, по всем приметам похожего на Кабакова.
— Все это мы выяснили за те двое суток, пока вас разыскали и доставили из-под Севастополя… Дело взято на контроль очень высоким начальством, — вставил Гончаров.
— Так я чем могу. — Стахеев вскочил и по-военному щелкнул каблуками. И тут же обмяк, развел руками: — Только что я могу?…
— Николай Семенович, объясните суть вашего плана, — сказал начальник райотдела и кивнул Иннокентию:
— Садитесь.
— Есть у Кабакова кто-то либо в райцентре, либо в Золототресте, а может, и там и здесь свои люди, — начал Панов. — Оттого и не удается его прихлопнуть. Сколько раз засады делали — он обязательно в стороне ударит, будто насмехается… Один выход — своего человека в банду посадить…
Боголепов, тяжело ступая на больную ногу, подошел к Стахееву и посмотрел на него в упор:
— Ну, что скажешь, Иннокентий Иваныч? Не знаю, какие там чувства к тебе Кабаков питает, а только риск смертельный…
Грузовик затормозил возле нефтебазы. Из кабины выскочил Стахеев в форме ВОХРа и направился к будке охраны. Предъявив накладную, распахнул ворота, и машина въехала на территорию базы.
Учетчица, упитанная женщина средних лет в черном халате и кирзовых сапогах, взяла документы у Иннокентия и, просмотрев их, флегматично сказала:
— Тридцать четыре литра положено. В бочку будете брать или в бак?
— Какая уж там бочка, — словоохотливо заговорил шофер высунувщись из окна кабины. — С этим нормированием вечно на пустом баке. Того и гляди встанет машина. Ей-богу, лучше уж на газогенераторных — накидал дровишек в топку, и айда…
Учетчица, не говоря ни слова, отметила мелом на доске количество взятого бензина, сунула предъявленные бумаги в карман.
Спустя несколько часов автомобиль Золототреста, в кузове которого сидели Стахеев и еще два охранника, катил по пыльной улице таежного поселка, сжатого сопками в линию вдоль трассы. Возле чайной грузовик остановился.
Дверь кабины открылась, уполномоченный НКВД постучал по кузову:
— Эй, народ, обедать!..
В чайной было сумеречно. За столами всего несколько посетителей. Старший команды сразу направился к раздаточному окну. Положив перед поваром талоны, подозвал остальных. Вохровцы и шофер проворно разобрали тарелки с дымящимся борщом.
Когда уселись за столом, пожилой охранник подмигнул Иннокентию:
— Что, взмок, паря, пока доехали? То и дело по сторонам зыркал, винтовку из рук не выпустил… Поглядим, как с прииска поедешь — то-то тебя колотун станет бить…
Стахеев пристыженно склонился над тарелкой.
— Ты, Петрович, чай, тоже трухал в первый-то раз едучи, — заметил шофер. — Когда и банды-то в помине не было.
— А чего ему дрейфить было, — сказал другой охранник. — В то время никто и не слыхивал про такие дела. Сколько лет возили золотишко — всегда один охранник ездил, да не с винтарем, с наганом на боку…
И умолкли, сосредоточенно работая ложками. В тишине стал отчетливо слышен голос диктора, доносившийся из черной тарелки репродуктора в углу чайной.
Стахеев вдруг перестал жевать и застыл с хлебом и ложкой в руках.
— …после упорных кровопролитных боев оставили Севастополь, — звучал скорбный голос.
— Чего ты, Кеш? — взглянув на побледневшее лицо Стахеева, встревожился пожилой.
Трое других тоже сострадательно глядели на Иннокентия.
— Родные, что ль, там? — спросил кто-то.
Стахеев молча кивнул, потом вяло начал есть. Но кусок не лез в горло, и он отодвинул тарелку.
Утром следующего дня в маленьком приисковом поселке Стахеев впервые увидел, как происходит приемка золота. Он стоял с винтовкой в руке у крыльца конторы и настороженно поглядывал на толпившихся поодаль обитателей прииска, в то время как пожилой охранник укладывал в кузове грузовика небольшие ящички, обмотанные проволокой и опломбированные. Шофер и второй охранник подносили драгоценный груз из конторы.
Иннокентий исподволь оглядывал старателей, женщин, подростков, собравшихся у конторы. И чуть не каждое лицо казалось ему подозрительным. Вот мальчишка резко отвел глаза, встретившись с бдительным взглядом Стахеева. А вот пожилая костлявая женщина с погасшей папиросой в зубах что-то уж больно сосредоточенно уставилась на кабину грузовика.
— Что, завидно? — сказал кто-то за плечом Иннокентия. — Приисковые «Беломорчик» курят, на боны купленный, а вашему брату — махра с поцелуем…
Стахеев резко повернулся.
— Вы как… как сюда попали? — одновременно строго и растерянно спросил он, обескураженный тем, что просмотрел этого человека, подошедшего с другой стороны конторы.
— Как попал-то? — усмехнулся невысокий мужик средних лет в выгоревшей восьмиклинке. — А эт секрет…
И пошел от Иннокентия, заложив руки в карманы, самой походкой своей выражая насмешку по адресу этого недотепы.
Стахеев оглядел тропинку, выбитую возле палисадника конторы — ничего в общем-то зловещего не было здесь, и незнакомец, наверное, действительно подошел отсюда без особого умысла. Но Иннокентий все же сощурился вслед иронической спине — в этом типе определенно было что-то подозрительное.
Стахеев перевел взгляд на пожилого охранника. Тот закончил укладывать ящички и присел на них, праздно поглядывая по сторонам. Перехватив неестественно-напряженный взгляд Иннокентия, он добродушно спросил:
— Чего глаза пучишь? Не выспался? — и ухмыльнулся: — Я слыхал: всю ночь вертелся. Видно, подружку вспоминал. Аль женатый?
— Нет, батя, не попадается пока подходящая. — Стахеев улыбнулся одними губами, а взгляд остался колючим.
— Правда твоя, их нонче мало, путных-то. Вот, в мое время девки были! — пожилой прицокнул языком. — Платья — во носили каблука не видно. Косы во! А работящие какие. Теперя накося, выкуси — сам все по дому робь. Я на свою Аньку не надивуюсь — уж вроде все применял как следовает: и ремень, и супонью от хомута стегал, и так и эдак учил. Нет, косу обрезала, платье такое пошила, что все добро наружу, гляди, вывалится. Тьфу!..
— А ты Кешу с ней познакомь, может, понравится она ему, — смеясь, проговорил шофер, показавшись на крыльце конторы. — У них ведь свой вкус.
За ним вышли уполномоченный НКВД, служащие прииска. Пряча сопроводительные бумаги в портфель, уполномоченный со вздохом сказал:
— Хорошо у вас здесь. Ночь переночевал — как в деревне у тещи побывал. Уезжать не хочется.
— Не захочешь, пожалуй, — тревожно глядя в сторону сопок, произнес один из провожающих.
На лица людей легла печать озабоченности, все как-то подобрались, посуровели. Когда подошли к грузовику, начальник прииска положил руку на борт кузова, обитый листовым железом.
— Хорошо, хоть машины мало-мало оборудовать стали.
— Бог не выдаст, свинья не съест, — мрачно сказал уполномоченный и протянул ему руку.
Шофер нахлобучил на стекла кабины металлические жалюзи завел двигатель.
Жители прииска не расходились, пока машина не поднялась на сопку и не пропала за поворотом.
Автомобиль, натужно воя двигателем, взбирался по склону сопки, поросшему пихтачом. Охранники сидели на дне кузова под прикрытием бортов, держа в руках винтовки. Стахеев настороженным взглядом провожал пушистые верхушки пихт, уходившие назад…
Всех троих рывком бросило вперед. Падая на спину, Иннокентий успел заметить, как одна из пихт позади дрогнула и накренилась в сторону дороги. Через несколько секунд раздался треск сучьев, над задним бортом машины взметнулся столб пыли. И сразу же прогремело несколько выстрелов. Тонкий свист воздуха из пробитых шин стал отчетливо слышен в наступившей тишине.