Почему?
— Нам нужно повернуть назад, — прошептал Питер. — Мы должны повернуть назад. — По крайней мере, им явно не следовало держаться дороги под названием Силвер-Сити-хайвей.
Эта дорога была закрыта для них.
Дел закончила свой разговор с Колом Уолласом. Затем она остановилась у седана, но жужжание мух и шум двигателей, работавших вхолостую, мешали Питеру хорошо её слышать. Он уловил слова «следуйте» и «фургон» (последнее слово она выплюнула вместе с мухой), и больше ничего. Было похоже на то, что они с Россом спорили. Наконец Росс с очень мрачным видом вышел из машины, а Дел повернулась, чтобы обратиться к Ноэлу. Он замахала руками.
— …оставить фургон, — сказала она. Часть её слов унёс порыв восточного ветра — …помочь…
— Держу пари, они не смогут провезти фургон по плохой просёлочной дороге, — фыркнув, заявила Луиз. Она вытерла нос тыльной стороной ладони. — Держу пари, они оставят его здесь.
— Мистеру Гарвуду это не особенно понравится, — ответил Питер.
— Это ужасно, правда?
Питеру пришлось согласиться. Это было ужасно. И не только — это было жутко. Неестественно.
Дико.
— Мы когда-нибудь вернёмся домой? — неуверенно спросила его сестра. Её глаза снова наполнились слезами.
— Конечно, вернёмся. — Питер не чувствовал уверенности, с которой говорил. Он ни за что не признался бы себе, что в уголке его сознания поселился тёмный страх. — Давай закроем двери, ладно? Чтобы не залетали мухи.
Они закрыли двери и начали ждать. Они ждали, пока Росс, Ноэл и Дел отцепляли фургон; пока Верли и Алек разгружали продукты из буфета фургона и переносили консервные банки тушёной говядины с овощами в багажник многоместного автомобиля, а упаковки макарон быстрого приготовления — в багажник седана Гарвудов. Наконец Кол тоже заглушил двигатель и направился к ним на помощь, подтягивая штаны.
Второй человек не вышел из грузовика. Он просидел в кабине с закрытыми глазами около двадцати минут и выглядел так, словно ему было очень плохо. Питер иногда бросал на него случайные взгляды, думая о том, какие проблемы могут быть у этого парня. Всё это время Монгрел продолжал лаять.
— Давай покормим его, — наконец предложила Луиз.
— Что?
— Давай покормим собаку. Может быть, он голоден.
— Не знаю. — Питер сомневался в этом. Он не думал, что голодные собаки обязательно поднимают шум, пока их не накормят, словно младенцы. Но к тому времени, как их родители вернулись на свои места в машине, он нашёл банку собачьей еды, обнаружил консервный нож и вывалил содержимое банки в пластмассовую миску Монгрела, издававшую неприятный запах.
— О, Питер, — простонала Линда, усаживая Роуз к себе на колени. — Что это за ужасный запах?
— Корм для собак. Мы подумали, что Монгрел проголодался. — Собака на самом деле с энтузиазмом набросилась на еду; миска стучала по полу, а хвост Монгрела с силой колотился в дверь. Пёс громко и неравномерно дышал. — Мы подумали, что после еды он перестанет лаять.
— Вы не могли покормить его снаружи?
— Тогда всё досталось бы мухам.
— Но здесь так ужасно пахнет.
— Этот запах лучше, чем вонь от раздавленных кенгуру, — пробормотал Питер. Однако мать не услышала его. Она была слишком занята расспросами Дел, которая, наконец, вернулась в машину и снова уселась за руль.
— Питер просто покормил собаку, — сообщила она Дел. — Ты не против?
— Что? А, это. Никаких проблем — Казалось, что мысли Дел занимало что-то другое. Она захлопнула дверь, повернула ключ в замке зажигания и взялась за рычаг. Она посмотрела в зеркало заднего вида. Понаблюдав за ней, Питер заметил, что у неё шевелятся губы, но из-за шума мотора, жужжания залетевших в салон мух (которых привлекла собачья еда) и громкого чавканья и сопения Монгрела ему не удалось разобрать, что она пыталась сказать.
Только некоторое время спустя, когда они, раскачиваясь и подскакивая, двигались в южном направлении, в сторону просёлочной дороги, Питер, наконец, понял, что Дел не напевала что-то себе под нос и даже не ругалась. Когда на одном из особенно больших ухабов они подскочили к самому потолку, Дел от неожиданности повысила голос, всего на несколько секунд. Питер услышал, как она сказала: «… во времена тягот и лишений, о Господи…», и внезапно ему пришло в голову, что на самом деле Дел молилась.
Он подумал о том, стоило ли ему присоединиться к её молитве. Обычно он не верил в бога, но сейчас он начинал думать немного по-другому. Здесь происходило что-то, что никак не вписывалось в контекст повседневной жизни. Что-то почти сверхъестественное.