В дом заходить было лень. Раздеваться, чтобы не облиться потом, смотреть, как переодевается Варька, снова облизываться на её сексуальное белье, тоже как-то несподручно…Всё-таки собираются на праздник.
Перводенствие или в народе – Козелки, отмечается обычно в последние зимние недели: якобы проводить темное время года и радостно встретить весну. В деревнях гулянье поощряют не особо: на праздник кто-то один или обычно около семи-шести добровольцев должны бегать на морозе почти в одной рубахе (зимка увидит, что она теперь не страшна и уйдет; место её займет более скромная, а в отдельных случаях – и вовсе тормоз, весна), в крупных селениях теплее деревень, поэтому и чаще празднуют. Второе название, говорят, праздник получил по сути тех, кто обычно на эту беготню соглашается. Справедливо. Еще зажигают большой костер и бросают в него что-то темное (символ конца и символ начала). Само собой, тут и сладости, и пир, и прыганья через ленточку – говорят, перепрыгнешь сто раз – будешь счастлив. Где-то на небе у Святого.
Чтобы согреться, Север постучал сапогами друг о друга. Подышал теплым паром на скрюченные пальцы.
Вдруг где-то за забором захрустел под ногами снег. Раздался собачий лай. У Варькиных соседей есть противная собака: постоянно брешет, когда кто-то проходит мимо.
Стук по забору.
- Эй, Явин, открывай! Не то вышибу дверь! Ути – моя ласточка, ути, хорошая…
Забора между двумя соседними участками почему-то не было; был только низкий плетень по колено, символично отгораживающий своё от чужого. А потому Север прекрасно видел чужой участок и все, что там происходило, но женщину, что стучала, Северус разглядеть не мог.
Чужая рука перегнулась через забор и привычным движением самоубийцы потрепала по холке «ласточку». Из-за забора лица было не увидать, но уже одна наглая конечность весьма поразила собаку.
Последняя что-то замычала, попробовала огрызнуться. Ничего не вышло. Крепкие пальцы плотно обхватили пасть. Она так и стояла на задних лапах, не зная, что делать. (Вот бы так Северу: не вздрагивать каждый раз, с трепетом проходя мимо). Этому собаку не учили. Охранять как минимум шесть участков в округе, в том числе, и от самих хозяев, её, значит, учили, а как наслаждаться лаской - не дано…
А крепкая ладонь с чрезвычайной легкостью покрутила морду из стороны в сторону и, - о, глупая смертница! - широко её раскрыла. Оставшись довольной, медленно отпустила. Собака в шоке.
- Не бойся, хорошая, я тя не трону. Тю, хорошие тетечки собачек не трогают! Ути.
Та попыталась возразить, пару раз встрепенулась, но видимо, смирившись, притихла.
- Яви-и-ин! – явно женский, но прокуренный и грубый, голос орал так, что, несмотря на холод, Север недовольно потянулся к ушам. Её непокрытая, коротко стриженная макушка грустно седела вдали.
- Выходи! Чё я тут буду стоять…Холодно же. Мы сейчас с твоей милой подружимся, да, красавица? И лапу мне пожмешь? Ты моя милая. Что, хорошо тебе живется? Кормят исправно? Али не добавляют? Животик проверяют? А то заберу тебя к себе, мне такие крошки, ох, как нужны, – Женщина хрипло рассмеялась.
Тренькнул замок. Скрипнули двери.
- О, Юлка, привет! А я-то думаю, кто тут так рано орет. Думал, уже козлы поприходили, - «Перводенствие», - понял Север.
С крыльца спустились теплые, с золотистыми ремешками ботинки. В меховой шапке и распахнутом настежь тулупе, из-под которого, напрашиваясь на восхищение, виднелась ярко-желтая блестящая бляха. Тулуп был изрядно дырявым, однако, все еще исправно прикрывал закадычную подругу бляхи – белоснежную рубашку, которая втайне сговорилась с погодой по цвету.
Дополняя противоречивый образ хозяина, его домик сочетал в себе черты как бедности, так и роскошного богатства; нежного кокетства и абсолютно безвкусной грубости.
Крыша богато отделана черепицей, а фундамент давно подмыло. Окна в резной рамке и на крыльце вопиюще развалились мощные дубовые колонны с ажурными завитушками.
Тут из приоткрытой двери выскочило еще одно чудо света – собачка уже коричневая. О породах Север не имел ни единого понятия, но все, кого это «дудовище» облаяло, называло его беспородным. Да, Север его недолюбливал тоже. Сначала принимал этих двоих за одну, но постоянно сбрасывающую шерсть. Но потом сообразил и злость начал распределять уже поровну.
- Я уже думал: сегодня не заскочишь. Все ведь на праздник ломанулись, а я тут один остался, кукую.
Из-за калитки показалась любительница чужого мяса: молодая, с глубокими старческими морщинами и впалой складкой на лбу. С серой кожей и темными кругами под глазами.