Лиска радостно улыбнулась и крепко обняла опытного, прижалась к его твердой надежной груди. Всё-таки хорошо, когда у тебя есть друзья. И всё-таки грустно, когда ты с ними расстаёшься…
Одинок посмотрел в спину буквально летящей ей и, всё ещё глядя на лавку, отошел на десять шагов. И, только когда споткнулся, заметил под ногами мусорное ведро. Зло отшвырнул его носком сапога в сторону. Стоят здесь, и, главное, никому не нужны. Люди ходят, спотыкаются, убиться можно…Мусорок понаставили!
Одинок повернулся по направлению к таверне, отбросил не вовремя подвернувшуюся под ноги кость. Достали! И с грустью покачал головой. Плохо дело, друг, плохо…Потому что ты всего лишь друг.
…Народу собралось немного: у Золота родня распалась по всему свету, да и не хотел он никого видеть: свадьба – дело семейное. А Лиска отправила к матери известняка. Вот только неизвестно, когда он донесет, поэтому и мамы ждать не приходилось. Так, только сообщить.
Через несколько дней Проводники ушли. Это какое-то слишком короткое, дурацкое слово и очень горькое. Его вообще не должно было быть, но оно есть. И от этого горше вдвойне. С Одинком она прощалась дольше всего, обещала и писать, и встречать, как только он намекнет о своём приезде, и навещать, если скажет, где остановился. Обещала всё…Он тоже.
Обнявшись, она стояла с ним долго-долго, но, поцеловав в щеку, поняла, что это не может длиться вечно. И, сквозь ту же дрожащую пленку, мокрые щеки, она благодарно ему улыбнулась и, хоть и это и было сложнее всего, отпустила.
Потом посмотрела на лицо мужа и больше не стала обращать внимания на падающие слезинки.
Глава 2. У мужа за пазухой. Часть первая.
Глава 2. У мужа за пазухой
Нежный поцелуй в щечку, ещё один, более взрослый, в губы…
- Извини, - пробормотал Золот, мягко отстраняясь от девушки. – Давай вечером. Работа.
Он подошел к столу, поставил какие-то крючки на пергаменте, скрутил и сунул его в сумку.
Ещё один поцелуй: быстро, заботливо провел ладонью по щеке. Она на миг к ней прижалась. Пара улыбнулась. Но миг закончился, а Золот, перекинув сумку через плечо, захлопнул дверь.
Лиска была счастлива. Она просто мечтала о муже, который её регулярно бы обнимал, а при надобности и защищал; для которого она отдала бы всю себя, стала домохозяйкой. Так и случилось.
Она подошла к окну и вгляделась в мрачное серое небо. Вдалеке суетились какие-то ребятишки, а чуть ближе, прямо под решеткой, соседка Глага проворно вешала бельё.
С первой встречи прошло чуть больше трех месяцев. Лиссия обустраивала дом на Камнепольской окраине, где они поселились почти сразу же после венчания. Жильё выбрали поближе к лавке Золота, ему выгодней бывать там чаще.
А ещё…Может, это уже и не очень важно, но все же…Как там говорил Манр: пропал он, да? Пусто? Так вот так оно и есть: пусто, действительно поле. Это даже не поле, а какие-то луга, склероз, что ли. Стоишь посреди травы и не помнишь, куда идти, просто негде посмотреть. У тебя отобрали карту, запихнули в бутылку и положили туда камень и, как в старые добрые времена, выбросили в море. А бутыль ушла на дно. Смотришь на море, - синее, бескрайнее, - и не видишь бутыли, в которой карта. И, действительно, вроде бы всё хорошо: море, солнце, песок, купайся не хочу, и все удивляются, чего ты ещё ищешь…А бутыли-то нет! Только море. А без бутыли не знаешь, где можно купаться, а где нет…
Сначала Лиска просто не поверила. Ну, не может такого быть! Не может. И она попробовала ещё раз: зашла в лес, - неглубоко, так чтоб, если что, можно было выйти самой, без дара, но так, что, столбы с привязанными к ним веревками и белое, отстиранное белье Глаги скрылись за одним из холмов.
Она птица. Она легкая…У неё большие широкие крылья, она устремляется к высокому двухэтажному дому Глаги, видит её вечно бегающих детей: мальчика и девочку…Они шумят, носятся вокруг неё ветровым потоком, а она сердито машет на них рукой и ворчит, накрывая на стол во дворе. Она летит…Но, как она может лететь, если ей тяжело? Ей тяжело даже подняться, как будто на её крыльях-руках большие серые камни с Камнепольской мостовой. И дети, которые после того, как она их представила и должна была «полететь» не шевелятся, так и застыли в тех же позах, в которых она их задумала.
Лиска тогда так ужаснулась, что несколько дней не могла прийти в себя и всё вспоминала Манрины слова: пустота, поле, птички…И его бледные глаза, когда он уверял её в собственном счастье. Она тогда ему не поверила и вообще не понимала, как можно быть счастливым, когда у тебя пропало то, чем ты жил?