Девочка родилась в обвитой виноградными лозами избушке, в каких-то двухстах шагах от деревни. Доктор все равно бы не успел из-за гадкого ревматизма. Роды принимала близкая родственница и сам отец. Он был уже не так молод, чтобы пугаться естественных, хоть и не столь лицеприятных вещей. Ожидая мальчишку, мужчину, которого смог бы обучить всему, что знал сам, Рамзан как-то незаметно для самого себя влюбился в светленькую головку, только что вылезшую из живота супруги. А потом даже утирал слезы радости и облегчения.
Отец души не чаял в родном дите: мальчик вышел бы не такой очаровательный. Поначалу жена пыталась привить пятилетней белокурой любовь, стремление к домашней работе: мыть, стирать, готовить. Ведь, выйдя замуж, нужно не только вычищать отведенный угол кухни, но и делать это с улыбкой на устах: мол, и мужу приятно, и тебе не в тягость. Но ребенок, заштопав порцию белья и выметив все паутинки, срочно бежал к папе «на помось», которая заключалась в охотничьих вылазках. Поначалу мать сильно волновалось за единственное чадо, отчитывала мужа. Но, видя, что девочка открывает окна, если заперта дверь, смирилась и отдалась Божьей воле. Дитя должно быть счастливо. Только сердце замирало, услышав глухой выстрел и стайку вспуганного воронья…
Рамзан, как и обещал, научил дочь всему, что знал. Они вместе ходили в лес, учились разжигать костер, узнавать растения; неприметные на первый взгляд остатки людских жилищ, густо поросших травой. Он научил её находить дорогу к поселениям, потому что знал, что когда-нибудь может не выйти вместе с ней…
Когда Лиссии исполнилось девять, отец начал брать её на охоту. Но, работая лишь с мелкой дичью, всё равно никогда не подпускал близко к собственной руке, пока та лежала на рукоятке ножа. Велел прятаться за валуном или крепким деревом.
А однажды она очень, ну просто очень, хотела с папой на настоящую охоту, за кабаном. Ведь ей уже почти десять.
Отец её тогда не взял, справедливо, хоть и, скрипя сердце, затворив дверь за насупленным носиком. Она обиделась. Долго обижалась. Пока на третий день не поняла, что папа не возьмет её больше никуда…И никогда.
Днем мама успокаивала Лиссию, ночью себя. А наутро они просыпались в обнимку друг с друго, всхлипывали и усердно сопели.
Ризка злилась раз за разом все больше: на мужа за неосмотрительность и, как бы дико это не прозвучало, за эгоизм, за то, что так оставил их одних; на себя за бессилие. Чувствовала, что нужно что-то делать, находить монеты на пропитание.
Муж был круглым сиротой, а у неё из родни осталась только сестра, которая и так еле-еле концы с концами сводит, выращивая четверых детей. И бросать нажитое многолетним трудом место, которое ни за что не оставил бы любимый...
Не придумав ничего лучшего, она сжала последние силы в маленьком, но крепком кулачке и стала возводить хозяйство.
Лиссия помогала, чем могла: таскала ведра, садила овощи, собирала в корзинку созревшие, а по утрам бегала в деревню продавать. И часто оборачивалась назад, на лес. Смахивала противные, соленые и очень мокрые слезы...
Сначала было тяжело: и копать, и сапать. Потом вдова приноровилась, и, благодаря непосредственности, открытости дочки, приобрела постоянных клиентов.
Женское упорство, отчаяние превратило огород и чахлую яблоню в приносящую прибыль землю, широкие поля, на которых работали уже нанятые. Она лишь руководила.
В двенадцать в Лиссиных соломенных прядях появилась одна, ярко-рыжая, словно язычок пламени среди колосьев. Ризка поначалу думала: смола или грязь какая, может, выгорели или порчу кто навел. Но со временем волосы вспыхивали всё ярче, летний загар уже практически не сходил, оставляя кожу смуглой и, проснувшись как-то ранним утром, Лиссия заглянула в зеркало и чуть не вскрикнула. Переливаясь в солнечных лучах медью, а то и бронзой, на неё смотрело темно-рыжее веснушчатое отражение.
Пугаться, в принципе, было нечего, цвет волос хоть и изменился, но в жизни это ничего не меняло: люди только оглядываться стали чаще. А потом привыкли.
Девочка стала Компасом.
…Если тебе суждено быть тем, кто ведет, ты изменишься. Может, цвет глаз, волос, кожи. Может, походка, голос, манера общения. А может, ты сам. Чтобы понять то, что постоянно меняется, нужно измениться самому…
Дар приходил всегда неожиданно, не передавался по наследству. Он мог проявиться у твоего отца, получить развитие у троюродной тётки, но у тебя или твоих детей его никогда не будет. Он мог показаться в любом возрасте, потому что не знали, к каким последствиям может привести магическая ловушка или телепорт через несколько десятков лет. А когда энергия лила через край в одном месте, в другом хрупкий мир создавал себе проводников. Да и то, доказана ли прямая связь между использованием магии и изменчивостью местности? Нет. Некоторые радовались способностям, другие не любили выделяться. Но использовали все.