Они прошли ещё около двадцати шагов, мимо похожих, как две капли воды, сосен и, казалось, по тому же лапнику и мху, наступая на те же шишки.
Над головой небо всё ещё было синим, на востоке почти голубым. Но над пушистыми ветками, ближе к западу, всё окрасилось в лиловые цвета. Кое-где виднелись лишь контуры стволов. Но когда Лиска повернула налево, то здесь сосны вдруг сразу же стали полукругом, как бы защищая собой небольшую, шагов в двадцать длиной, поляну. В ветках на противоположной стороне темнела речка.
Бросив сумку на влажную от росы траву, Одинок захватил с собой лук – с ним он вообще никогда не расставался, - и отошел на десяток шагов.
Лиска, вынув из мешка посуду и узелок с кашей, осталась его ждать. Гран захватил узкий топор и ушел в рощу за дровами. А около обрыва сосредоточенно сопел Холак, стараясь не поскользнуться и набрать воды.
- Ну, дети мои, - торжественно провозгласил Гран, обращаясь к Одинку с Лиской. Он всегда их так называл. Лиску-то понятно почему – девочка, почти в три раза младше его самого. А вот Одинок…Лиску всегда это удивляло. Он ведь здесь главный.
- Один из вас, как обычно, моет посуду, другой поддерживает костер, пока первый моет, - Гран вальяжно, как бы нехотя откинул со лба челку и, словно умудрившийся опытом король, зная себе цену, поднял длинный острый нос.
Одинок серьезно кивнул и с уважением уставился на Грана, ожидая дальнейших указаний.
А ведь он Старшой.
- А… - Холак озабоченно насупил брови.
- Чего еще? – недовольно бросил Гран.
Холак громко засопел и, не растерявшись, встал на цыпочки, чтобы захлебывающимся шепотом что-то ему поведать. Гран нахмурился, но потом глянул на обычно маленькие, а теперь такие большие, что смотреть в них вовсе не хотелось, возмущенные глаза Опытного, махнул на него рукой. Холак облегченно смахнул со лба капельки пота.
- Значит, так. Мешки с провизией не трогать - спрятаны они в надежном месте. Всё, что было нужно, мы сегодня съели – больше не требуется, чтобы нормально идти, а спать, тем более. И, если наутро обнаружится, что чего-то не хватает – лишим продовольствия на день, заменив хлебом…
- Без хлеба…
- Что?
- Без хлеба… - громким шепотом повторил Холак.
- Да ладно? – офигел Гран, но Холак, косясь на Лиску с Одинком, утвердительно кивнул головой и часто заморгал.
- Без хлеба, с водой, - поразмыслив, вздохнул Гран. Проситель удовлетворенно пожал ему руку, по-братски, до хруста в тощих Грановых костях. И посчитав долг выполненным, боевым шагом отправился к спальнику. Шаг был отточенным, резким; таким, как на службе у великого воеводы в походах, когда Гран ещё на мостовой по голубям из рогатки стрелял.
Гран ушел за Холаком, оставив Лиску незадачливо переминаться с ноги на ногу. Одинок попытался сдержать улыбку, но уголки его губ предательски дрожали, и Лиска, заметив это, насупилась ещё больше.
- Я же только одну грушку позавчера взяла и всё. Ну, ещё яблоко. А сливы я сама нашла. Правда! Они из мешка выкатились. Ну, я и собрала их. Но они ведь грязные были, честное слово. Куда такие на общую готовку? Воды под рукой не было…
- Да ты…хр… не оправ…хр…ся, х-р-р…
- Ты чего хрюкаешь? – подозрительно уставилась на него Лиска.
Одинок старательно пытался изобразить серьезную мину, подняв бровки вверх, а уголки губ опустив вниз. Но сочувствия в этой мордашке не было ни грамма, больше ужаса и, видимо, сообразив это, опытный расслабил мышцы и засмеялся уже вслух.
Расстроившись, Лиска пошла мыть котелок.
- Давай, помогу, - она даже вздрогнула, почувствовав через куртку легкое прикосновение к плечу. Всё ещё дуясь, Лиска молча дала тряпку и ложки.
Одинок, закатав рукава, принялся сосредоточенно тереть посуду, отвлекаясь лишь на то, чтобы подложить в костер дров. Он мыл с таким серьезным видом, как будто и не было того смеха, который душил его ещё пять минут назад. Так, словно он готовился к этому по меньшей мере неделю.
В рыжих отсветах костра его лицо, обычно бледноватое, стало бронзовым. Из копны уже рыжих от оранжевого света, почти Лискиных волос, отделилась одна и теперь непокорной завитушкой обрамляла лицо. Весь профиль – от прямого носа до чуть плотно сжатых губ, - напоминал бронзовую статую. Лиска им залюбовалась.
Почувствовав на себе взгляд, Одинок оглянулся. Девушка уткнулась в пахнущую кожей куртку и шею: такую теплую и родную.