- Ни с тобой, не без тебя не надо. Если можно, сиди дома. Всё, что попросишь – принесу. Постарайся как можно меньше выходить на улицу.
Он заботливо приобнял опешившую, но готовую подчиниться во всем, жену.
И куда девался мужичок с насмешливыми губами и постоянным хохотом?
На Севера смотрел мужик, мужчина, способный защитить свою семью; с отвагой в глазах и силой в руках. Он готов был в любую минуту сорваться с места, идти биться за свой дом, своё место, свою жизнь от того, кто вдребезги разбил свою собственную.
- Танька, открой, у меня новости!
В дверь настойчиво ломились.
- Да это же Чеслава, - хозяйка обрадовалась, и её щеки снова покрылись легким румянцем.
Из бледной и напуганной она превратилась в саму себя: легкую, быструю, шумящую.
В дом влетела молоденькая девчушка лет восемнадцати с длинной черной косой и примявшимся платьем.
- Танька! Тань, ты глядела?!
- Чего?
- Столбы! Их вкапывают!
- Палки, что ли?
- Ну, да, они самые. А потом листы вешают, страшно так вешают, не по-нашему.
- Ой!..
- Ты ту рожу рассмотрела? Я хорошо запомнила! Прибежала к тебе, пока есть время. Представляешь, Власе вчера передала Анира, а ей Иналия, а той Росок…Или Анира Власе…а потом ей уже Росок сказал, что…В общем, неважно, - девушка по-хозяйски махнула рукой и заправила выбившуюся прядь. Огромными карими глазами она смотрела только на хозяйку и не могла заметить молчаливо обитающего в углу и от того ещё более незаметного Севера. Шания она знала давно, поэтому здороваться посчитала необязательным.
Мужичок, сидя за столом, на бурную болтовню лишь ухмылялся. Но под столом, под этой ухмылкой он нервно перебирал складки скатерти.
- Важно то, что староста приказал вкопать деревяшки для сообщений. Он, - она понизила голос до шепота так, что Тане пришлось наклониться, чтобы её услышать.
- Он, Юлий, где-то рядом.
Девушка резко выдохнула, словно освобождаясь от тяжкого груза. Она посмотрела в широко открытые Танины глаза и затараторила:
- Точно неизвестно, но я слышала, будто говорят, что это возможно, что так может быть, что ещё не всё потеряно, но…Кто-то видел его «друзей» рядом с кабаком через две деревни от нас. Конечно, это совсем ещё непонятно: увидит он нас или нет. Тем более, что мы закрыты лесом, холмами, болотами, но… всё может быть. Куда он идет, непонятно. Если кто узнает, конечно, сообщат. Но уследить не могут. И не факт, что мы ему нужны. Но пока говорят: надо стеречься, на ночь закрывать окна и всё добро прятать по чуланам да погребам. Вот и листы развесили, чтоб стереглись и не были безголовыми.
- Шаний уже сказал, я и ребят в дом позвала…А погреба все закрыты.
- Это правильно. Но, хочу тебе сказать: если что, кричи. Всегда кричи. Что случится, может, испугаешься чего или заподозришь – кричи.
- Зачем?
- Всё, я тебя обнимаю, ещё к тетке забежать надо – просила молока принести. А…Добрые люди всегда найдутся, - Чеслава сурово нахмурила брови, перекинула косу на спину, и – когда она успела? – по-деловому кивнула головой Северу. Остался только легкий запах резеды.
Танелия обернула к мужу удивленные, раскрытые шире обычного серые глаза. С первого взгляда они могли даже испугать. Да, у испуганных женщин пугающий взгляд…
Ну, бродит где-то там, даже неизвестно, где именно – за лесами, за холмами, за тысячами шагами, - какой-то призрачный Юлий. И что? Может, ему это Предгорье сто лет сдалось. Может, ему вообще на всех наплевать, на всех, кто не становится у него на пути.
Вот Север стоит здесь в углу, у него чешется всё тело, трясутся руки и стучит голова. Вот это понятно, это реально и страшно. Потому что хочется выпить, попросить наливки, что ли…Кровь на ступеньках. Сухость во рту. И абсолютно наплевать на этого Юлия, потому что сейчас плохо…Почти ужасно.
К вечеру волнение за насмешками Шания немного улеглось: он свыкся с временным ожиданием и новым положением, положением, если понадобится, воина. Хоть и не без страха, но и с желанием сохранить свой быт.
Таня без умолку болтала, забыв и о Чеславе, и о листах.
Север сидел за столом, напротив наливки. Заботливая хозяйка никогда не оставит гостя без угощения. Он сидел перед чашкой ароматного травяного чая, напротив ватрушек и мисочек с вареньем и видел лишь одну бутыль с мутным стеклом в центре стола.
Муж с женой о чем-то увлеченно беседовали, а Север держал себя в руках.
Он уставился на бутылку долгим пристальным взглядом, чтобы потом, через время привыкнуть к ней, сделать взгляд равнодушным. Но мутное стекло только ещё больше притягивало его, раздражало. Так и подпирало привстать и протянуть руку, чтобы до него дотянуться.