Возможно не у одного Аркадия складывалось впечатление, что это сделано в насмешку над теми, коих с большинство населения города. Когда на улице выкуривая сигарету он замечал подобное, то казалось, что посмеиваются над ним лично, задирают намеренно, напомнив, чего у него не будет никогда. Уже точно не будет. Останется у него только поганая, всеми презираемая служба, за которую, правда, по местным меркам не плохо платят; будет маленькая квартира, возможность курить через каждые пол часа, ежедневно выпивать, раз в неделю ходить в кафе и время от времени снимать проститутку.
И сейчас, покинув заведение и вновь всасывая дым табака, он всматривается в отдалённую голограмму девушки с наивным, миловидным лицом и лаймовыми глазами. Она словно обернулась к нему и сказала, проносясь своим звонким голосом над трущобами: «Не верь себе. Всегда можно начать заново». Голограмма закрутилась вокруг себя, весело присматриваясь за приподнявшимся подолом розовой юбки, засмеялась и снова сказала: «Но не одному тебе начинать». Помолчала играя взглядом, мигнула глазом и продолжила: «Это мы сделаем...»
Резко выбросив окурок на тротуар, Аркадий с привычным, давно затушевавшимся отвращением отвернулся и неспешно пошел вдоль улицы, слабо освещаемой окнами домов. Конец фразы он знал — они все заканчивают одинаково. Огорчало ли это? Возможно еще не испарилась последняя и самая стойкая капля обиды — не обращённой, неопределённой, обиды на случай, что вышло так, а не иначе. А может быть эта капля хранится им для себя, как раздражающая болями и судорогами капля яда.
Более всего на опустившихся по краям тонких, напряженных губ его, читалось безразличие, а пустой, отчасти холодный взгляд веял отчужденностью. Он часто чувствовал усталость, спадающую с лица к рукам и ногам, но усталость уже привычную. Не редко дышать было тяжело; сердце билось с натугой, но все это в порядке непримиримых вещей — теперь уже.
Слева из под земли с грохотом вылетел поезд метро, его мелькающие окна можно было разглядеть между зданиями посреди проезжей улицы, заполненной старыми автомобилями, стирающими об асфальт шины колес. Часто над зданиями пролетает патруль с несколькими кружащими вокруг него камерами-разведчиками, анализирующими происходящее и распознающими каждого человека по походке, лицу и глазам. На фоне черного неба это похоже на танец мерцающих алым светом пчел вокруг движущегося сине-красного улья.
Один город — два мира. Оба движутся в разном направлении и движение это неизвестно куда. Может там и есть будущее, здесь же время точно пошло вспять. Население нищает и уже всё совсем не так, как лет даже двадцать назад. Вместе с жителями дряхлеют их автомобили, со скрежетом проезжая по улицам с издыхающими шумными двигателями и густыми серыми выхлопами. Тогда в людях, подвергшихся урбанизации и поселенных на этой окраине можно было заметить слабый блеск в глазах и перспективу если не на светлое, то на приемлемое будущее. Теперь же лица заметно изменились, особенно у молодежи. В них страх, прикрытый ненавистью, чувство своей ненужности, замененное агрессией, в них подавленность личности и огромное желание жить.
Все здесь отвергнуты. Являясь горожанами, никто не чувствует себя частью огромного мегаполиса, и на то имеют полное право. Сам Аркадий ходил в недорогом, но не протертом пальто, обувь чаще всего чистая, на сколько это возможно, а брюки по крайней мере не мятые. Те же, кто его окружают — по большей части люди в износках, в старых куртках и потерявшей всякий вид сношенной обуви. Правда, особо он не выделялся, но был из того не великого числа, которые именно терпимо переносили свое существование среди этих смрадных улиц заставленных уродливыми высотками этажей в двадцать.
У станции метро — лестницы, ведущей к платформе, возвышающейся над проезжей улицей, - выпустив из зажигалки мелкое пламя, теплым светом обдавшем лицо, Аркадий вновь закурил и откашлялся. По другую сторону подъема стояла группа из трех парней и двух девушек. Все как подражая друг другу — в куртках и джинсах. Один из них что-то эмоционально рассказывал — остальные слушали.
Девушка, чьи веки ярко окрашены фиолетовым, чёрными, короткими волосами, выбритыми висками, в куртке по поясницу из кожзаменителя, заметив Аркадия, подняла на него ярко-желтые в зрачках глаза. Во взгляде — презрение. Она мгновенно поняла кто он — не сложно определить. На выдохе табачного дыма заметив и ее, он сам остановил свой карий взгляд на ее ядовитых глазах. Девушка довольно красива лицом, с чуть курносым носом и маленьким ртом не крашенных розоватых губ.