— Да, это так, — подтвердила рассказчица.
Все немного помолчали, потом заговорил дед молодой матери:
— Почему вы двое, такие молоденькие, оказались на дороге одни? — Он глядел на Кошечку, и его слепые молочно-белые глаза словно смотрели сквозь нее.
— Мы — сестра и я — дети бедных и любящих родителей, — заговорила Кошечка с той же отстраненностью в голосе, которую слышала у молодой матери, так, словно ее история произошла с кем-то другим. — Наши отец и мать вставали до зари и кончали работу глубокой ночью, чтобы прокормить нас. Наш отец был крестьянским выборным, его обязанностью было собирать налог с каждой пятерки и передавать собранное зерно старосте. Отец точно исполнил свой долг, но забыл взять у старосты расписку, что рис получен. На следующий день староста заявил, что не получил ни коку зерна и что будто бы наш отец украл рис. Отец доказывал, что невиновен, умолял старосту снять позор с его доброго имени, но все было напрасно. Пока мы во дворе вместе с матерью молотили то небольшое количество риса, которое у нас осталось после того, как мы отдали четыре коку из каждых пяти в уплату налогов, отец взял веревку, перебросил ее через потолочную балку на кухне, один конец привязал к столбу, другой обвязал вокруг своей шеи, встав на ведро, и оттолкнул ведро ногой. Когда стемнело и мы вернулись домой, мы нашли отца мертвым в петле.
Касанэ вытирала глаза рукавом. Она знала, что рассказ выдуман, но все равно плакала.
— Наша мать лишилась ума от горя, — печально вздохнула Кошечка. — Она обрила голову и исчезла из дома.
Кошечке было тяжело лгать людям, чьи беды так велики, но у нее не оставалось выбора. В конце концов, ее отец и в самом деле был предан и убил себя, а мать обрила голову и стала монахиней.
— Мы дали обет обходить все храмы, пока не найдем ее.
— Да поможет вам Амида Будда, — тихо пожелала молодая мать. Она протянула мнимому брату и сестре маленький сверток из оболочки бамбука.
— Я берегла эту еду на утро, но мы можем опять попросить милостыню. — Она увидела, что Кошечка готова запротестовать, и добавила: — Это святое пожертвование, ваша честь.
Паломник не мог отказаться от того, что ему благочестиво жертвовали, как страннику по святым местам. Со слезами на глазах Кошечка поклонилась и приняла сверток. Потом развернула его, достала жареный хрустящий рисовый пирог и дала половину Касанэ.
Самый опасный с виду из гревшихся у костров мужчин опустился перед Кошечкой на колени и поклонился ей. Его куртка была изношена и порвана, из дыры торчала клочьями ватная подкладка.
— Примите в знак благодарности за рассказ о Каннон-сама, вставшей на место верной жены. — И он подал рассказчице небольшой цилиндрический сверток — стопку медных монет в обрывке грязной бумаги.
— Спасибо! — Кошечку так тронула доброта этого человека, что она едва не потеряла дар речи: мужчина не просто отдал ей деньги, когда у него самого почти ничего не было, но и не высыпал ей в ладонь без обертки, как нищей. — Благослови вас Амида, — тихо и ласково поблагодарила она. — Когда вы будете в пути, пусть ни один ветерок не шевельнет сосны. Пусть все, кого вы встретите, будут вежливы и щедры. Пусть паромщики не берут с вас лишнего. И пусть дети и слепые будут в безопасности одни на дороге.
Кошечка сняла свой дорожный плащ и накрыла им спящего мальчика.
— Моя сестра устала, — сказала она. — Мы собираемся лечь спать. — И положила молодой матери в руку гребень, одну из немногих вещей, оставшихся у нее после бегства из Мисимы.
— Вы слишком добры к нам, недостойным, ваша честь, — ответила молодая мать, но улыбнулась, кутая сына в плащ. Потом принялась расчесывать волосы гребнем. — Оясуми-насай (спокойной ночи), — тихо пожелала она дарительнице.
Кошечка подошла к Касанэ, которая пыталась улечься поуютнее на голой холодной гальке. Свой рваный бумажный плащ служанка расстелила для Кошечки, но госпожа сделала ей знак лечь на подстилку, а сама легла на бок сзади нее — спиной к реке и лицом в ту сторону, откуда могли появиться люди Киры. Кошечка повозилась, устраиваясь, и плотнее прижалась к спине, бедрам и ягодицам верной спутницы. Она положила свой посох вдоль тела Касанэ, чтобы в случае опасности можно было легко схватить его, протянув руку вперед. Свободную половину плаща беглянка натянула на себя и Касанэ так сильно, как могла, но холодный ветер с реки все равно задувал под плащ, и ноги Кошечки были холодными как лед.
Какое-то время она лежала, опустив голову на локоть согнутой правой руки, обняв левой рукой бедро Касанэ, и слушала журчание лизавшей камни воды. Шаги ночного прохожего, гулко отдававшиеся под сводами моста, встревожили ее. Когда шаги затихли вдали, беглянка немного успокоилась. Видно, какой-то гонец спешил со срочным донесением через темную ночь.