На одиннадцатый и двенадцатый месяцы года театры обычно все равно закрывались: в это время жители Эдо готовились к новогодним празднествам и не имели времени для легкомысленных развлечений. Театральные труппы, пользуясь этими днями затишья, репетировали новые постановки. Ситисабуро счел этот момент подходящим, чтобы удрать из столицы.
Актер вернул деревянную голову посыльному резчика, тот завернул ее в большой кусок шелка и бережно погрузил в надушенную цилиндрическую коробку, помеченную эмблемой изготовителя.
— Вы привезли эту вещь как раз вовремя: сегодня мы начинаем репетировать «Месть братьев Сога». Этой головой мы потрясем публику в последней сцене.
Ситисабуро поднял крышку коробки и еще раз полюбовался приобретением, затем посыльный перевязал упаковку красными шелковыми шнурами.
Актер удовлетворенно улыбнулся и кивнул своему помощнику.
— Этот господин проводит вас в комнату нашего постановщика, — сказал Ситисабуро посыльному, — и тот позаботится, чтобы такой шедевр хранился со всей необходимой бережностью.
Когда муляж унесли, Ситисабуро переключил внимание на Кошечку. Беглянка сидела перед ним на коленях, развернувшись под таким углом, который выражал должное почтение. Она низко поклонилась и положила на татами веер Стрекозы. Если бы Ситисабуро был один, беглянка могла бы открыться ему тут же, но глава театра Накамура-дза редко наслаждался одиночеством, помощники суетились вокруг него так же, как и на сцене.
Один из них после каждого движения актера поправлял его многослойную шелковую одежду, другой наливал чай, третий подносил трубку, четвертый держал наготове бумагу и кисть, чтобы записывать изречения великого человека, а пятый натирал чернила. Шестой просто находился поблизости, готовый исполнить любое его поручение.
А вокруг к тому же сновали слуги. Они вносили в комнату письма, пакеты, цветы и маленькие подарочные бочонки сакэ и тут же убегали за новыми.
— А, так вот ты какой — таинственный мальчик из Кадзусы! — Ситисабуро непритворно улыбнулся, подцепил веер Стрекозы концом своего веера и вернул изящный предмет Кошечке.
— Хосикава говорит, что у тебя есть некоторые способности. — Кошечка почувствовала облегчение и прилив нежности к актеру: наконец она видит перед собой знакомое приветливое лицо.
— Ваша честь, я всего лишь глупый рыбак, которого судьба унесла далеко от родного берега.
Кошечка знала, что Ситисабуро занимается любовью с партнерами обоих полов: ей было известно, что в Эдо он посещал женский веселый квартал и веселый квартал с мальчиками. Теперь она решила использовать это обстоятельство, чтобы остаться с актером наедине.
Маска не мешала ей увлечь Ситисабуро. Наоборот, она давала беглянке определенные преимущества: такому пресыщенному лакомке загадочность покажется приятной приправой. Кошечка с самым невинным видом раскрыла веер Стрекозы, но глаза ее подарили Ситисабуро обольстительный взгляд. Положение под углом, занятое из почтения, позволило ей слегка повернуть голову и взглянуть на актера искоса. Это была хорошо продуманная соблазнительная поза.
— Мне кажется, я тебя видел раньше. — Ситисабуро понял, что его соблазняют, и это ему нравилось. — Где мы могли встречаться?
— Простите меня за грубость, ваша честь, но думаю, что нигде. Мой господин, — последнее слово Кошечка слегка подчеркнула, ровно настолько, чтобы намекнуть на неофициальную близость, — отправился в Исэ и взял с собой меня и мою сестру. Но он отправился в путь к далекому берегу: кровоизлияние в мозг унесло господина из этого, подобного горящему дому, мира. Врач сказал, что оно произошло из-за неумеренности в наслаждениях. Теперь мы пытаемся дойти до святого алтаря одни.
Кошечка обернула пальцы концом головной повязки. Этот жест выражал горе, но мог означать и приглашение к любви.
У Кошечки это движение выглядело сладострастным.
— Твой хозяин оставил тебя без гроша, и ты теперь на мели, так?
— Да, ваша честь.
— И теперь, как я понял, ты хочешь стать театральной знаменитостью?