На первый взгляд, финансовый советчик казался достаточно процветающим дельцом, но Хансиро отметил, что собранные в пучок волосы этого человека пахнут косметическим маслом дешевого сорта, а воротник одежды, покрытой узором из желтых клеток, и концы штанин черных хакама едва заметно потерты. Герб на черной камлотовой куртке не принадлежал ни одному роду, и Хансиро предположил, что на ее подкладке белой шелковой ниткой вышит номер сдающей ее напрокат лавки. Даже инро — шкатулка для лекарств, висевшая у советчика на поясе, была, по-видимому, взята в той же лавке по сходной цене — десять мон в неделю.
Пытаясь привлечь внимание Хансиро, советчик провел длинным ногтем среднего пальца по своим счетам, и костяшки застрекотали как цикады ночью на осеннем лугу.
— Так поют сверчки богатства. Вы тоже можете услышать их, почтенный господин. Мои процентные ставки не выходят за границы разумного. Если у вас трудности с деньгами, мы могли бы обсудить их вместе, и я помог бы вам справиться с ними.
Хансиро не обратил на него внимания: он задумчиво смотрел на письмо, приколотое к воротам храма среди молитв, записок и просьб. Потом втянул руку под куртку, высунул ее наружу из горловины и поскреб пальцами щетину на подбородке: он принял решение, но от этого решения у него стало неспокойно на душе.
— Самураишка без господина и в бумажных обносках, — презрительно пробормотал советчик.
Хансиро повернулся к остряку, озарил его хищной усмешкой из-под широкополой шляпы и негромко, не повышая голоса, произнес:
— Генерал, проигравший войну, не должен рассуждать о тактике.
Потом воин из Тосы аккуратно открепил от ворот письмо, положил его за пояс между накладывавшимися одна на другую полами своей куртки и зашагал, раздвигая толпу, к маленькому чайному дому в квартале развлечений, который возник тут для обслуживания нерелигиозных потребностей паломников. Старая поговорка «Черти живут перед воротами храмов» вполне оправдывалась.
Ему незачем было торопиться: крестьянин, которому адресовано письмо, отстал от Хансиро по меньшей мере на полдня, а вероятнее всего, даже на двое или трое суток. Два парня разбойного вида двинулись следом за Хансиро, держась на расстоянии. Если он и заметил опасность, то ничем не выдал этого.
Религиозный пыл детей передался взрослым. Родители запирали дома и отправлялись в путь следом за своими малышами. Хозяева лавок и мастерских откладывали счетоводные книги и инструменты и уходили следом за своими приказчиками и учениками. Этот чайный дом, как и все харчевни в Мицуке, целиком заполняли паломники.
Стойки для соломенных сандалий, гэта и мечей были заполнены до отказа. Кроме того, целые штабеля обуви лежали на земляном полу прихожей. В чайном доме не хватило деревянных номерков, и теперь гостям выдавали обрезки бамбуковых стеблей с наскоро нацарапанными на них цифрами.
Горячие влажные облака пара поднимались от больших чайников, кипевших на глиняных плитах. Запах вязкой рисовой каши спорил с ароматом жареных угрей. Лица подававших еду служанок, одетых в одинаковые голубые фартуки и темно-синие одежды цвета неба в зимнюю ночь, блестели от пота, хотя весь фасад дома был открыт зимнему ветру. Изящные головки молодых женщин облегали широкие желтые головные повязки, завязанные по очаровательной новой моде над левым ухом, как у мужчин. Подавальщицы громко выкрикивали названия блюд, сообщая желания своих клиентов расторопным поварам. Деревянные гэта весело стучали по земляному полу чайного дома.
Добавив к обычной плате серебряную монету, Хансиро получил крошечную комнату во флигеле, полускрытом кустами пышного сада. По ночам комнаты этого строения служили мужчинам местом встреч с куртизанками из соседнего дома «Форель», днем же здесь предоставляли возможность побыть в одиночестве гостям, готовым заплатить за такое удовольствие.
Хансиро оставил свой длинный меч при себе. И никто не осмелился попросить его сдать оружие. Хозяйка чайного дома была рада поскорей провести Хансиро во флигель, чтобы избавить себя и гостей от соседства опасного человека. Хансиро оглядел комнату. Несколько бумажных створок прорваны. На высокой полке-божнице лежит пыль. Свиток с рисунком в нише выцвел. Но комната выходила окнами на угол сада, и угли в очаге распространяли приятное тепло. Хансиро вынул из-за пояса длинный меч и сел, скрестив ноги, на татами возле очага. Меч воин уложил на шелковый лоскут справа от себя острым краем наружу. Рядом с грозным оружием он положил письмо Кошечки.