— Подождите немного и послушайте сказ о Ёсицунэ и Бэнкэе у заставы.
— Мы, конечно, родились в счастливый час, если можем насладиться таким великим дарованием, как ваше, — поблагодарил старик.
Хлопковую одежду старого паломника густо покрывала пыль. Маленьким пучком его седых волос играл ветер. Пока музыкант пел, отмечая развитие сюжета треском палочки, скользящей по ребрам веера, старик стоял неподвижно — лицо его выражало восторг. Кошечка вежливо дожидалась конца баллады, а Касанэ слушала как зачарованная.
Когда сказитель закончил исполнение, Кошечка поклонилась и положила в его чашу несколько завернутых в бумагу медных монет. Старик сделал то же самое.
— Я благодарен судьбе за то, что она дала нам возможность услышать вас, почтенный господин, — сказал он и поспешил вслед за беглянками.
— Вы не из тех благочестивых людей, которые направляются к святому алтарю богини Солнца?
— Да, — ответила Кошечка.
— Ах, как хорошо! Мы тоже. — И он радостно улыбнулся девушкам.
Касанэ огляделась вокруг, пытаясь обнаружить спутника старика, но никого не увидела. Кошечка решила, что почтенный паломник немного не в себе.
— Тридцать восемь лет мы с женой, взявшись за руки, выходили полюбоваться вишнями, которые растут на плотине возле нашего скромного дома, — старик произносил это с полнейшим спокойствием, совершенно не стесняясь недостойного потворства своим чувствам в разговоре с чужими людьми. Этот человек явно следовал древней пословице, отбрасывая в пути стыд.
— Мы садились под цветущими вишнями, смотрели на закат и мечтали о том, как побываем у святого алтаря в Исэ. Жена моя собирала и продавала обжигальщику извести пустые ракушки сброшенные мидиями. Вырученные деньги она откладывала для похода в Исэ в коробочку из-под чая. А я во время посадки риса чистил канавы других крестьян и получал по медной монете за каждые шесть сяку. Эти деньги я клал в ту же коробочку. Шло время, наши дети выросли, а потом моя дорогая жена заболела, и нам пришлось отложить паломничество. Так что мы смогли отправиться в путь лишь теперь.
Его глаза радостно заблестели в свете луны.
— Но это такое чудесное путешествие для нас обоих! Мы садимся в тени под соснами, открываем свою маленькую фляжку, пьем сакэ и глядим на паломников, которые идут мимо, поют и звенят колокольчиками. Это такое наслаждение.
— Простите меня за грубость, сударь! — бестактно перебила старца Касанэ прежде, чем Кошечка успела ее остановить. — Ваши жена ждет вас в Майсаке?
— Моя жена здесь, дорогое дитя. — Старик взял в руку закрытую пробкой бамбуковую трубку, висевшую на его шее рядом с мешочком, в каких обычно носят таблички с именами умерших. — Когда мы вместе увидим алтарь Сияющей в небе великой богини мы пойдем на гору Коя. Там я попрошу монахов похоронить ее пепел, — он постучал пальцем по бамбуковой трубке, — и поминать ее имя среди других имен в молитвах, которые они возносят с алтарей. Будды проведут ее душу в Светлую страну Амиды.
— Я и моя сестра считаем честью для себя ваше общество и общество вашей жены, — сказала Кошечка.
Слепой музыкант был прав, Майсака стояла на голове. Все места, где усталые путники могли бы остановиться, трещали под наплывом народа. Вещи гостей городка заполняли дворы, валялись на улицах, сползая в сточные канавы. А их владельцев словно магнитом стянуло в одну точку города. Этой точкой была гостиница, где остановилось посольство голландских купцов.
Люди, живущие поблизости от Токайдо, были достаточно хорошо воспитаны, чтобы приходить в возбуждение из-за чего-нибудь необычного: в конце концов, на дороге ежедневно что-нибудь происходит. Многие счастливцы даже помнили, как по Токайдо лет десять назад провели двух слонов со всей пышностью и привилегиями, подобающими самым могущественным князьям.
Рыжеволосые иностранцы проезжали по Токайдо дважды в год: в Эдо — на прием у сёгуна — и обратно — и не считались чем-то из ряда вон выходящим. Однако сейчас Майсаку запрудили паломники простого звания из соседних маленьких деревень и селений покрупнее, отдаленных от главной магистрали страны. Майсака кипела. Положение усугубила нехватка сакэ, которая не могла вызвать у толпы прилива доброжелательности.
Голландцам предписывалось передвигаться по Токайдо в паланкинах, из которых они должны были выходить прямо в широкие прихожие первоклассных гостиниц. Специальный закон запрещал иностранцам показываться на улицах придорожных селений. Но все это не мешало простым людям пытаться увидеть их.