— Ваше желание — закон для меня, моя госпожа, — поклонился Мумэсай. Но уловки Кошечки не обманули молодого ронина.
ГЛАВА 58
Объятья вонючих костей
— Полюбуйтесь на него! — полушепотом сказала Кошечка своей спутнице. — Торчит там, как слива в огороде!
Беглянки замешались в толпу других путников, укрывавшихся под широкими карнизами домов, выходивших фасадами на главную улицу городка Акасака. Дождевая вода проливалась с небес серебристой пеленой. Спутницы могли бы переждать этот ледяной ливень в чайном доме, под крышей которого стояли, но заведение было переполнено людьми. Прихожую его заполняли высокие гэта и дождевые плащи — соломенные и бумажные. Масса паломников, которых Кошечка сманила с насиженных мест, по-прежнему забивала подходы к Исэ. Знаменитый веселый квартал Акасаки процветал.
Посреди реки грязи, именуемой гордо — Токайдо, сидел Хансиро на плетеном сундуке, который он совсем недавно преподнес своенравной Кошечке. Воин из Тосы пытался перекупить сундук у настоятеля храма, узнав, как распорядилась княжна Асано его даром, но упрямый старик ничего не хотел слышать. Как большинство порядочных людей, помнивших о трагической судьбе князя Асано, настоятель сочувствовал дочери погибшего, а значит, благоволил и к тому человеку, который, как ему казалось, твердо решил ей помочь. Короче, старик отдал Хансиро сундук со всем его содержимым и не согласился взять за него ни одной медной монеты.
Несмотря на проливной дождь, Хансиро не открывал зонта. Его ноги прочно стояли в потоке коричневой воды, доходившей ему до лодыжек. Воин из Тосы смотрел перед собой бесстрастным взглядом, а дождь барабанил по его широкополой бамбуковой шляпе и забрызгивал грязью обмотки на ногах. Шляпа и дождевой плащ из промасленной бумаги не спасали Хансиро ни от дождя, ни от холода.
— Похоже, он совсем продрог, — вполголоса сказала Касанэ.
— А по-моему, он доволен собой, как змея, проглотившая комара, — так же тихо отозвалась Кошечка.
Гулкий грохот дождя по крыше не заглушал болтовни паломников. Мокнущий под дождем ронин вызывал любопытство у всех. Большинство обсуждавших его поведение зевак считало, что он сошел с ума. Во всяком случае, Хансиро привлекал к себе внимание, а это было для Кошечки нежелательно.
— Он обязательно простудится, — пробормотала Касанэ, ежась под порывами ветра, который со свистом огибал угол здания и обвивал дождевой плащ вокруг ее ног.
— Его никто не просит сидеть там. И никто не просил тащиться за нами четыре ри, — не уступала Кошечка.
— Не могли бы вы позволить ему идти с нами?
Кошечка устало вздохнула:
— Скажи ему: я требую, чтобы он укрылся от дождя, потому что его упрямство подвергает нас опасности. Скажи еще, что я рассмотрю его предложения.
Касанэ плотнее закуталась в плащ, опустила шляпу, вышла под дождь и зашлепала по лужам. Выслушав девушку, Хансиро повернулся в сторону Кошечки, поклонился ей, потом встал, продел в петли на крышке сундука шест и вскинул свою ношу на плечо.
Вместо того чтобы направиться туда, где жалась от холода Кошечка, воин, расталкивая толпу, прошел в чайный дом. Кошечка задумчиво нахмурила брови: что еще придумал этот ненормальный?
Через несколько мгновений из дверей заведения выскочила служанка и, непрерывно кланяясь, пригласила:
— Пожалуйста, господа, пойдемте со мной!
В набитой вещами прихожей эта женщина сумела найти уголок, чтобы вымыть грязные ноги Кошечке и Касанэ. Потом она провела путниц в боковой коридор, который огибал внутренний садик здания, отодвинула дверную створку, с поклоном ввела их в маленькую комнатку и ушла. Кошечка услышала, как служанка отдает кому-то быстрые распоряжения.
Вскоре вокруг усталых беглянок завертелась целая вереница горничных. Сначала в комнату внесли жаровню, полную углей. Потом возле Кошечки установили поднос с длинной ручкой, на котором лежали трубки, табак и огниво. Затем появились нагретые полотенца, мягкие хлопчатобумажные халаты и куртки на ватной подкладке. Кто-то из женщин налил путницам чай в узкие зимние чашки, которые так согревали озябшие руки.
Тепло, исходившее от плотной комнатной одежды, постепенно окутывало Кошечку. Дрожь, которая сотрясала ее, понемногу ослабевала, и по телу распространялась приятная истома.
Табак и горячий чай вместо врагов, которые бросаются на тебя с оружием, — контраст был настолько приятным, что у беглянки не осталось сил сопротивляться этому наслаждению.
И Кошечка уступила — она позволила другим людям заботиться о себе. Она знала, что расслабляться опасно, но разрешила себе это удовольствие, поскольку чувствовала, насколько коротким оно окажется. По правде говоря, ощущение покоя было таким восхитительным, что сделало ее более терпимой даже к грубому ронину из Тосы.