Кошечка закрыла глаза и сосредоточилась на дыхании. Она делала долгий равномерный вдох, пока ей не начинало казаться, что воздух заполняет ее всю до кончиков пальцев, потом выдыхала его, пока не начинала чувствовать себя совершенно пустой. Но сон не приходил. Кошечка слышала, как Хансиро, перевернув страницу, наконец закрыл книгу и отложил ее. Потом до молодой женщины донесся скрип чернильного камня и звон ударов бамбуковой кисти о фарфоровую баночку с водой. Хансиро, видимо, что-то писал.
Наконец в середине часа Крысы одеяло зашевелилось, и Кошечка спиной на мгновение почувствовала холод комнатного воздуха. Матрас скрипнул: Хансиро укладывался рядом. Кошечка продолжала дышать ровно, имитируя глубокий сон, но на самом деле она напряженно вслушивалась в тишину, ожидая, что произойдет дальше. Судя по дыханию, Хансиро заснул с возмутительной быстротой.
«Бесчувственное животное!» — подумала Кошечка.
Они пролежали без сна спина к спине до первого крика петухов.
ГЛАВА 60
Та, что живет вне моего мира
Вдоль всей береговой линии города Мия теснились рыбачьи одномачтовые суденышки, прогулочные лодки и торговые плоскодонки. Мия считалась самым большим городом между Эдо и Киото, а сегодня, захлестнутая наплывами паломников, она казалась особенно многолюдной.
Кошечка была довольна тем обстоятельством, что она, Касанэ и ронин вышли из Окадзаки с первым ударом утренних колокольчиков. Теперь им, возможно, удастся попасть на паром, чуть позже эта задача окажется невыполнимой.
Залив Исэ в этом месте имел в ширину шесть с половиной ри. Если паром не отправится вовремя, то темнота наступит гораздо раньше, чем путники попадут в Кувано. В Ёкаити — следующей после Кувано почтовой станции — от Токайдо отходит дорога на Исэ, к Великому алтарю, так что путь к Западному морю после Ёкаити станет свободнее.
Кошечка и Хансиро сидели на скамье перед небольшим чайным ларьком возле залива. Казалось, Хансиро лениво наблюдает за людским водоворотом, кружившимся вокруг него, но Кошечка знала, что ее спутник вновь погружен в свои мысли. Этот ленивый взгляд она уже научилась распознавать. Хансиро умел выглядеть отрешенным от всего окружающего, но при этом подмечал все. Это свойство ронина из Тосы производило на Кошечку известное впечатление, однако оно также и раздражало ее. Кошечка не привыкла, чтобы на нее не обращали внимания.
Сейчас, поглядывая на воина искоса, Кошечка с трудом представляла себе улыбку на этом словно высеченном из камня лице. Если бы молодая женщина не видела, как Хансиро улыбается, она никогда не поверила бы, что он способен на теплые чувства. Ронин казался суровым и невозмутимым, как Будда.
Кошечка переключила свое внимание на Касанэ, которая пробиралась по широкому берегу между каго, вьючными лошадьми и кучами груза. Служанка поневоле двигалась медленно, то появляясь, то исчезая в гомонящей толпе, состоящей из путников, носильщиков, гостиничных зазывал, торговцев, продавцов и нищих. В дорожных документах Касанэ стояло имя Хатибэй, и крестьянка была одета в ливрею слуги, однако Кошечка боялась, что ее спутница не сумеет достоверно изобразить мальчика. Эта дуреха, конечно, примется мямлить, и паромщики запросят с нее слишком большую плату. А потом с ней случится что-нибудь совсем ужасное, и Кошечка всю жизнь будет винить себя.
— Она обязательно сделает что-нибудь не так, — прошептала Кошечка, наклонившись к Хансиро, и случайно задела ронина плечом. Любому прохожему они в этот момент показались бы влюбленными, которые шепотом поверяют друг другу нежные тайны.
— Договариваться с носильщиками и перевозчиками — обязанность слуги, — ответил Хансиро.
— Вы требуете от нее слишком много, — тихо сказала Кошечка.
— А вы доверяете ей слишком мало, — отозвался Хансиро, допивая чай. Потом он встал, поклонился и направился к плотной живой изгороди, расположенной невдалеке от чайного дома.
Он уже вытряхивал последние капли из своего поскучневшего в последнее время «предмета», когда три молодых самурая с важным видом направились в его сторону. Пояса их удивляли своей шириной — такие носили обычно модники и моты. В подбитые ватой отвороты стеганых одежд опытные портные вшили свинцовые грузы, чтобы полы заказчиков размеренно покачивались при ходьбе. Мечи непомерной длины колотили щеголей по ногам. Молодчики явно выпили: их лица были красными, речи — громкими, а шаги — неровными. Даже не взглянув на подходящих к отхожему месту людей, Хансиро подсознательно протянул руку к своему заткнутому за пояс длинному мечу, проверяя, под каким углом тот расположен. Однако воин из Тосы ничуть не удивился, когда один из троицы все же сумел задеть его меч своими ножнами.