— Молодость и вино — плети для скачущей галопом лошади. — Хансиро заворачивал деньги в бумагу, готовясь расплатиться за чай. — Не посмотреть ли нам, как справился наш слуга Хатибэй с грозными паромщиками?
— Вот угри! Попробуйте наших угрей! Они сделают вас плодовитыми! — кричал хозяин плавучей лавки.
Его жена с застенчивой улыбкой подала Кошечке через борт парома длинный темно-зеленый обрезок бамбукового стебля и получила взамен завернутые в бумагу деньги. Кошечка сняла верхнюю половину обрезка, под которой на белом рисовом поле лежал коричневый кусок угря. От запаха сытной пищи у Кошечки забурлило в животе. Она выдернула из стенок посудины длинные пластинки, заботливо вырезанные торговцем в теле бамбука и аккуратно вставленные на свои места: это были палочки для еды.
— Сакэ итами! (Самое лучшее!) — Еще одна лодка пришвартовалась к правому борту парома. Ее владелец продавал рисовое вино и маринованные овощи на закуску.
Здесь, посреди залива Исэ, находчивые люди вели бойкую торговлю. Целый лес рук принимал у пассажиров парома деньги, доставал товар и передавал его покупателям. Обслужив всех желающих, продавцы отплывали в сторону и принимались ждать следующего пассажирского транспорта.
Вода залива была спокойна. Попутный ветер наполнял паруса парома, позволяя ему идти с хорошей скоростью, не сбиваясь с курса. Пассажиры, заваленные вещами, сидели на соломенных циновках, раскиданных по широкому днищу огромной лодки, плотно, как пельмени на вертеле, но за едой вели себя добродушно. Они давали полезные советы детям-паломникам, направлявшимся в Исэ, и делились с ними остатками своей трапезы.
Группа женщин, называемых для приличия «мойщицами волос», тоже направлялась в Исэ. «Любящее тело хрупко и ненадежно», — пели они. Их мелодичные безыскусные голоса странно подходили к обстановке, словно певицы могли успокоить неутомимо волнующееся море. Этот напев внезапно вызвал у Кошечки жгучий прилив печали.
Когда женщины умолкли, врач из Этиго предложил пассажирам особый порошок собственного изготовления против морской болезни. Тощий гадатель принялся предсказывать судьбу за плату.
Капитан лодки ничем не походил на того морского разбойника с развевающимися на ветру волосами, которого Касанэ теперь видела в каждом владельце судна. Тем не менее она сильно разволновалась, когда соломенные крыши Мии скрылись из глаз. Тот, кого укусила змея, боится гнилой веревки.
Крестьянка побледнела как мел, когда капитан призвал пассажиров поднести дары богу моря и один из матросов стал обходить толпу с бамбуковым ковшом, чтобы собрать пожертвования: она была уверена, что сейчас их всех ограбят и выбросят за борт.
— У тебя чешется бровь? — Хансиро поддразнивал Касанэ и, кажется, делал это с удовольствием. — Если да, то твой возлюбленный скоро придет к тебе.
— Нет, ваша честь.
— Она должна чесаться. Твоя любовь бродит где-то неподалеку.
Ронин, как вежливый мужчина, старался рассеять страхи Касанэ, но достиг своей цели лишь частично. На берегу девушка была спокойна, ощущая молчаливое соседство опытного бойца. Но даже такой смелый и сильный воин не сможет умилостивить морского бога, если тот решит утянуть лодку на дно залива Исэ.
— Тот, кто любит тебя, упорный человек, — добавил Хансиро.
Отсутствие грамматического обозначения рода в японском языке позволяло ронину говорить прямо, и «длинным ушам» не удавалось понять, о мужчине или женщине идет роль. Касанэ совсем неплохо изображала мальчика: она видела, как Кошечка делает это, на протяжении многих ри пути.
— Вы знаете его? — спросила Касанэ.
— Я имел удовольствие пройти с ним несколько ри по Токайдо. Этот человек, кажется, без ума от тебя.
Касанэ оперлась на дорожный сундук и углубилась в свои мечты. Временами по ее лицу, словно рябь по зеркалу спокойной воды, пробегала улыбка.
Кошечка этой ночью совсем не спала и теперь совершенно выбилась из сил, но сидела идеально прямо. Хансиро позаботился о молодой женщине, отыскав ей место у самого борта парома. Здесь ничто не мешало Кошечке любоваться морским пейзажем, вдыхая свежий солоноватый воздух. Сам воин расположился рядом с молодой женщиной, из-за тесноты плотно прижавшись к ее боку. От сильного мужского тела исходило тепло. Грудь воина равномерно вздымалась и опадала.