— Вы должны отправиться в Ёкаити. Найдете там гостиницу «Соловей», это на Южной улице, напротив винокурни. Скажите хозяину, что вас прислал я. Ему можно доверять.
— Ступай вперед, Касанэ. Я останусь здесь, — приказала Кошечка.
— Вы должны уйти обе. — Хансиро достал коробочку с табаком и стал набивать трубку.
— Это мой бой, а не ваш. Я не уйду.
— Вы уйдете.
— Моя воля не циновка, чтобы ее скатывать.
Кошечка, скрестив руки на древке нагинаты, сердито взглянула на Хансиро и чуть не сгорела от стыда, сообразив, что сказала. Конец стихотворения был такой: «Мое сердце не камень, чтобы перебрасывать его из руки в руку». Кошечка открыла воину из Тосы гораздо больше, чем собиралась. Шея и щеки Кошечки запылали, она покраснела, как ребенок, пойманный на чем-то постыдном.
— Моя госпожа… — Хансиро низко поклонился и посмотрел Кошечке в лицо. — Я смогу хорошо сражаться, только зная, что вы находитесь в безопасности.
Кошечка долго глядела в глаза воина.
— Пожалуйста, моя госпожа, не пытайтесь обмануть меня, — тихо заговорил Хансиро. — Если вы спрячетесь поблизости, я почувствую ваше присутствие.
«Я всегда буду чувствовать твое присутствие. И если я умру сегодня, мой дух последует за тобой», — подумал он.
Кошечка вскинула свой сундучок на плечо, повернулась и медленно пошла прочь от часовни, словно повинуясь влиянию неких магнетических чар. Касанэ, пятясь, двинулась за госпожой и так и шла спиной вперед, пока ночной мрак не поглотил одинокую фигуру воина.
— Он убьет этого человека, правда?
— Не знаю. — Кошечка не обращала внимания на страх служанки. Она пыталась определить радиус магнетизма Хансиро и прикидывала, на какое расстояние ей нужно отойти, чтобы оказаться вне сферы его действия. Кроме того, молодая женщина пыталась понять, насколько равным окажется поединок, и боролась с собой, захлестываемая противоречивыми чувствами.
Кошечка прошла примерно пол-ри, прежде чем решилась сойти с дороги и взобраться на выступ скалы. Беглянки погасили фонарь и легли на холодный камень лицом вниз, осматривая дорогу.
— Он обязательно победит, — прошептала Касанэ, — он родился в год Тигра. А тех, кто родился в годы Тигра, охраняет святой Какдзо.
— Тс-с!
Кошечка лежала молча и неподвижно целую вечность. Она вовсе не хотела продолжать свой бег по Токайдо, имея за спиной сильного и коварного врага. Она понимала, что в этом случае ей не уйти далеко. Она не надеялась также и на то, что сможет застать наемника Киры врасплох, если он, победив Хансиро, пройдет под этой скалой: этот человек слишком хорошо тренирован, чтобы беспечно подставить голову под удар. Но, по крайней мере, она могла попытаться усложнить ему жизнь.
Кошечка попробовала измерять время, считая удары своего сердца. Ей казалось, что прошло много часов с тех пор, как беглянки расстались с Хансиро. Женщина на мгновение представила себе, как воин из Тосы лежит мертвый в пыли, а кровь его орошает камни Токайдо, и содрогнулась от ужаса.
— Если наемник Киры придет сюда, я уничтожу его, — прошептала она, задыхаясь от ярости.
— У вас есть какой-нибудь замысел, госпожа?
— Мусаси писал, что идущий путем боя должен использовать все возможности своего оружия. Умирать, не обнажив клинка, противоестественно.
— Я уйду с вами в Западный рай, — сказала Касанэ и положила свой нож так, чтобы он был под рукой.
— Ты не должна умирать, — ответила Кошечка. — Найди своего Путника и роди ему детей, которые будут заботиться о твоей душе, когда тебя не станет.
Лицо служанки, облитое ярким светом звезд, словно окаменело. Кошечка уже сталкивалась с ослиным упрямством верной подруги. Она поняла, что Касанэ не сойдет с этого места, если ее хозяйка погибнет, и тяжело вздохнула:
— Ты знаешь, по крайней мере, как это делается?
— Нет.
Кошечка взяла руку подруги и подержала ее на весу:
— Отмерь расстояние ладонью от этой косточки. Приставь острие ножа к той точке, на которой окажется конец безымянного пальца, — Кошечка слегка надавила на грудь Касанэ, — а потом бей ладонью по рукояти. Конечно, ты можешь перерезать себе горло, но это грубый способ самоубийства.
— А ноги связать? — В родной деревне Касанэ крестьянки долго судачили об одной молодой женщине, которая, кончая с собой, недостаточно умело нанесла удар. Ноги ее во время предсмертных судорог раздвинулись в стороны самым непристойным образом.