Кошечка бессильно опустилась на пол, закрыла лицо руками и плакала до тех пор, пока жгучие слезы не промочили ее рукава. Хансиро нежно подал возлюбленной пачку бумажных платков и продолжал стоять рядом с ней готовый к бою.
Наконец Кошечка справилась с рыданиями, от которых содрогалось все ее тело. Она несколько раз глубоко вздохнула и лишь после этого смогла заговорить:
— Я всегда любовалась моим отцом, когда он стоял на стрельбище с длинным луком в руках. Его доспехи сверкали, как зеркало в ярких лучах солнца. Я верила в отца, как моряк верит в своего капитана. Я желала, чтобы его дни продолжались, пока существуют небо и земля…
Она снова умолкла, справляясь со спазмами, от которых прерывался голос, потом продолжила:
— И сердце мое сейчас полно невыразимой муки от сознания, что я обманула надежды отца. Я не стала свидетельницей уничтожения его врага.
— Моя госпожа… — Хино сошел с помоста и опустился на колени перед Кошечкой. — Вы можете оставаться здесь сколько захотите. Слуги мои позаботятся, чтобы вы ни в чем не испытывали нужды. А вас, Тоса, я буду рад принять к себе на службу.
— Благодарю вас за щедрость и доброту, — сказала Кошечка, — но как только здесь станет известно, что Кураносукэ выполнил свой долг, я уйду к своему отцу в загробный мир.
Она взглянула на Хансиро:
— Вы окажете мне честь?
Воин из Тосы кивнул в знак согласия. Он понял, о чем просит его любимая, — помочь ей умереть, отрубить ей голову длинным мечом, когда она вонзит нож себе в грудь.
— Я также благодарю вас за предложение, князь Хино, — сказал Хансиро, — но я уйду по Трем путям вместе с моей госпожой.
Он помог Кошечке встать на ноги и, поклонившись, вышел вместе с ней из зала. Князь Хино последовал за ними.
Кошечка шла, словно в бреду. Она не замечала искусно составленного ландшафта из прудов, камней, широкой полосой простирающегося за окнами открытого коридора. Она не слышала похожего на щебет скрипа полированных половиц из вишневого дерева, когда ее ноги неосторожно ступали на умело расположенные под полом металлические гвозди и скобы. Такой пол назывался «соловьиным», и эти мелодичные звуки предупреждали князя Хино о появлении в доме чужих людей.
Княжна и ронин пересекли большие залы замка, предназначенные для приема самых важных гостей, потом миновали богато украшенные комнаты ожидания и вышли к рабочим комнатам служащих князя Хино. В дверях конторки гонцов стоял управляющий князя, а сзади него, откинувшись на пятки, сидел какой-то покрытый пылью человек, явно измученный тяжелой дорогой. Руки его были в кровь истерты ремнем, за который ему приходилось держаться в тряских носилках.
— Князь, к вам только что прибыл гонец. Он привез письмо из Эдо, — с низким поклоном доложил управляющий.
Хино принял письмо, потом провел Кошечку и Хансиро в маленький внутренний кабинет, где они были укрыты от любопытных глаз. Казалось, прошла целая вечность, пока князь срезал восковую печать длинным ногтем большого пальца, разворачивал плотный наружный лист, вынимал из него долгожданное сообщение.
— Похоже, нападение отложено, — сказал, скользнув глазами по тексту, князь. — Советник, конечно, не сообщает подробностей. Он лишь пишет, что чайную церемонию «Забвение года» отменили.
Князь передал письмо управляющему, а тот с поклоном понес его Кошечке.
— Оёси пишет, что церемония перенесена на четырнадцатое, — сказала Кошечка, взглянув на Хансиро. — Четырнадцатое!
— Этим днем завершится еще один месяц со дня смерти князя Асано, — Хино поклонился Кошечке, словно извиняясь за печальное напоминание.
— Едва ли возможно, чтобы Оёси и его шестьдесят воинов из Ако пробыли в Эдо все это время, а власти не заметили их, — сказал Хансиро.
— Вы правы! — улыбнулся Хино. — Действительно, слух о том, что мстители находятся в столице, распространяется широко, но Цунаёси ничего не предпринимает, чтобы остановить их.
— Наверно, даже он понял, что их дело правое, — сказала Кошечка.
— Я не удивился бы этому. — Хино набил трубку табаком. Обычно это делал слуга, но сейчас князь отослал всех из кабинета. — Князь Уэсудзи выделил своему отцу охрану из своих лучших лучников, но не предоставил родителю убежище в далеких горных владениях. Похоже, сын Киры хочет лишь поддержать свою воинскую честь, но не желает сам вмешиваться в это неприглядное со всех точек зрения дело. Он, должно быть, тоже считает справедливым желание воинов из Ако отомстить. — Хино улыбнулся Кошечке. — Вы помните Кандзаки Ёгоро?