Голый гость Маленькой Драконши, изумившись, сел на горячие угли жаровни, установленной в специальном углублении пола, и завопил от боли. Его крики, визг Драконши, треск подставок для зеркал, чашек для сакэ и ширм привлекли внимание Кувшинной Рожи. Кошечка могла проследить путь «тетушки» по тому, как ее брань становилась то громче, то тише. Кувшинная Рожа не стала пользоваться коридорами, а пошла прямо через приемные комнаты, чтобы сберечь время.
Пьяный борец весом фунтов в триста, торопясь посмотреть на происшествие, ворвался через стену в соседнюю комнату и столкнулся с танцорами, двигавшимися за «ведущим». Полы и стены заведения задрожали. Кто-то отчаянно закричал: «Землетрясение!» Со всех сторон послышались шаги и крики: изо всех помещений дома люди сбегались в комнаты Маленькой Драконши. Кошечка слышала боевые крики Монаха: они перекрывали весь этот гвалт.
«Бей его, Монах! Сблизься с противником и быстро ударь!» — подумала дочь князя, снова вспомнив «Книгу об огне». Ее кот, как любой хороший воин, в спокойное время был задумчив и медлителен, но в бою становился грозен. Если бы понадобилось, он мог бы схватиться со всеми, кто находился в доме.
Дочь князя Асано мрачно улыбнулась своим мыслям. Теперь для нее не было пути назад. Как говорилось в старой поговорке, она «уже села в лодку».
ГЛАВА 3
Целься в слабое место
Кошечка присела на большой плоский камень, который служил ступенькой для бокового входа в дом, и выбрала пару соломенных сандалий из тех, которые оставили там слуги и носильщики сундуков пришедших гостей. Грубые переплетения соломы врезались в нежную кожу. Она услышала, как внутри дома вой Тин-Тина ослаб и перешел в прерывающийся визг, явно говоривший о том, что Монах нанес удар, он сумел сблизиться с противником. В узком проходе между «Благоуханным лотосом» и «Весенним веером» Кошечка остановилась: меч ее разума на мгновение замер. Девушка вдруг поняла ощущения старого попугая — любимца Кувшинной Рожи. У этой птицы на макушке осталось одно-единственное длинное перо. Попугай выглядел так, словно его хозяйка постоянно чистила им те углы дома, куда трудно добраться веником. Он сидел в клетке неподвижно, только плоская серая голова опускалась и поворачивалась из стороны в сторону, описывая маленькие дуги, словно у змеи, готовой ужалить. Попугай занимался только тем, что пожирал рис, жадно глотал сакэ и нежно пощипывал клювом длинные мочки ушей Кувшинной Рожи. Он раздирал в кровь любой палец, который оказывался достаточно близко. Этот словно изъеденный молью попугай был настоящим тираном, пока хозяйка не извлекала его из клетки. Оказавшись на воле, тиран съеживался и дрожал от страха, пока Кувшинная Рожа не водворяла его обратно.
Кошечка дотронулась рукой до грубых, потрескавшихся от непогоды деревянных балок собственной клетки. Выбралась она из пасти дракона или идет прямо ему в зубы? Нечего думать об этом — она пока ниоткуда не выбралась: ей еще надо проскользнуть мимо перебитого носа Сороконожки.
Задворки веселого квартала были совершенно не похожи на очаровательные садики перед фасадами домов терпимости и уютные передние комнаты куртизанок. Узкий проход, в котором стояла Кошечка, был загроможден ведрами, инструментами, сломанными носилками, тачками и стеблями бамбука, отвалившимися от плетеных ободов для бочек. Кошечка загребла ногами похожую на подгоревшую мясную подливу грязь, чтобы забрызгать ею свои нежные белые лодыжки, надвинула шляпу до самых глаз и спрятала кисти рук в рукава, скрывая тонкие пальцы с маникюром. Поджав ягодицы и стараясь не покачивать бедрами, она шла теперь подчеркнуто твердой походкой пьяного человека, который старается сделать вид, будто трезв.
Кошечка незаметно замешалась в поток нетвердо стоящих на ногах мужчин, у которых не хватало денег, чтобы остаться до рассвета со своими «однодневными женами». Они шли компаниями по несколько человек, смеялись, пели и сочиняли стихи в честь «белошвеек» и платной любви. Кошечка шла в толпе гуляк, и ей казалось, она видит сон, в котором глядит на себя откуда-то сверху.