— Ах ты! — Грохот смыл крутую соль солдатского благословения.
Небо — все в оспинах разрывов зенитных снарядов. Среди них ныряли желтобрюхие стальные птицы. Через позиции батальона пошли раненые.
— Там все контуженые. Все кричат, и никто ничего не слышит! — показывали они в сторону, откуда шли.
— Комбат как пробка! Растопыренными руками командует!
— Неходячие раненые есть? Вывести бы их!
— Не полохайтесь! Горят, як проклятые и от снаряда, и от бронебойки, и от взгляда лютого!
— Не верьте! Его присыпало! Ничего не видел!
Раненые оставляли после себя тревогу и неясность. Привели пленного. Черные космы на голове забиты землей. Чертит пальцем в воздухе круги, твердит как заведенный: «Ауфшлессен! Ауфшлессен!..»
— Обалдел! — Карпенко поправил ремешок каски на подбородке, тут же забыл про немца.
Дым и пыль разъедали глаза. Первые траншеи совсем из виду пропали. Как в тумане, двигались танки, мелькали люди. Туман пузырился тысячами пульсирующих огней, которые окрашивали в красное озера этого тумана и отдельные очаги пожаров. Воздух раздирали тысячи пудов раскаленного металла. Солнце поднялись уже высоко и проглядывало сквозь дым и пыль, как при затмении. От взрывов бомб, снарядов, раскаленных стволов пушек, автоматов, пулеметов, жара моторов, дыхания тысяч людей и потных тел их воздух становился все более густым и жгучим.
За полдень все перемешалось, потеряло свои привычные понятия. Немцы считали, что они наступают и продвигаются, нашим казалось, что они дерутся и стоят на месте. Дрались за метры, воронки, блиндажи.
Там, наверху, наверное, казалось, что бой сохраняет свои закономерности: атака — продвижение или отход, и снова повторение всего сначала. Для тех, кто дрался, это было сплошным нескончаемым кошмаром и безумием. От горящих танков загорались и горели, потрескивая, рожь, пшеница, бурьян. На точку, которую на карте можно было прикрыть пальцем, налетали сотни самолетов, обрушивался ливень снарядов. После такой обработки, полагая, что на дне этого огненного кратера никого и ничего нет в живых, немцы снова начинали движение вперед. Но кратер оживал. Оглохшие и полуослепшие люди откапывали своих товарищей, поднимали оружие и били по осатаневшим и озверевшим гитлеровцам.
Матерно ругаясь и оглядываясь на высоту, где они только что были, к обороне Карпенко отходили группки солдат.
— Говорил тебе.
— Тоже хорош. Танки идут, а ты задним местом пугаешь их.
— Будет, — устало и равнодушно просит лейтенант. За потерю высоты он, наверное, всю вину берет на себя и считает, что спор касается в первую очередь его. Он командовал ими. Лейтенант вздохнул, поправил на себе снаряжение. Под каской бурела свежая повязка, опавшие втянутые щеки омывал пот… «Разве ж в девятнадцать лет сообразишь сразу, — продолжал он мысленно оправдывать себя, механически, не глядя прыгая через воронки. — Теперь-то я задержал бы и их, и немцев… А там…» И опять клянет свою молодость и неопытность, несправедливо виня себя в трусости.
Пожилой боец, спотыкаясь, заглядывает в мальчишеское лицо лейтенанта. Он тоже в душе считает виноватым лейтенанта… и себя тоже. «Ну сдрейфил мальчишка, а мы-то, старые, зачем?.. А теперь!.. — До хруста ломает шею, оглядывается назад. — И высоты мозоль проклятый!..»
Угловатые, приземистые, по-волчьи широколобые «тигры» выдвинулись из мглы перед самыми траншеями батальона, неотвратимые, как привидения. За десантной скобой переднего защемило пучок овсюга и махорчатую головку бодяка. Плотно обжимая перепончатой гусеницей землю, «тигр» перевалил через траншею. За ним остальные.
Солдаты, как при обкатке, пропустили их и тут же поднялись. За танками, колыхаясь, будто брели по воде и раздвигали ее плечами, шли автоматчики. Взахлеб, истерически зашлись пулеметы, дождевой дробью сыпанули автоматы, и тут же завязался гранатный бой, рукопашная.
По «тиграм» в тылу ударили батареи ПТО, по пехоте свинцовым ливнем — счетверенные зенитные пулеметы. Немцы заметались, теряя ориентировку. Кружили, как пшено в котле: отход закрывала стена огня, впереди — то же самое. Они походили на тараканов, которых ошпарили крутым варом. Назад возвращаться было некому.
За первой волной без паузы накатилась вторая. На позициях третьего батальона гремели выстрелы. Отходили одиночки, как эти двое с лейтенантом. Остальные, оглохшие, задыхающиеся, дрались и умирали на месте.
Принесли МГ-34, пулемет немецкий.
— Кто может обращаться с ним?