Репнин после первого взрыва слетел с подоконника и пригнулся. Сразу видно бывалого военного, привыкшего доверяться инстинктам выживания, а не разевать рот. Воздушная волна, ворвавшаяся в комнату, пахнула удушающим запахом бензина и гари, смела со стола карту.
— Что это? — рявкнул князь, создавая второй слой «шильда». — Владимир Сергеевич, доложите обстановку!
Нагой схватился за рацию и стал вызывать какого-то «Подсолнуха». Репнин высунулся из окна и рявкнул:
— Что взорвалось?
— БТР взлетел на воздух! — заполошно крикнул кто-то снизу. — И внедорожник подожгли.
Раздался новый взрыв, над далёкими отсюда крышами вверх взвился багрово-красный столб пламени.
Рация Нагого зашипела, выплёвывая скороговоркой чей-то доклад. Мятежный майор с каменным лицом выслушал его и дал необходимые распоряжение, которые сводились к тому, чтобы перекрыть все выезды из Игнатово. Потом поставил рацию на стол.
— Ни с того ни с сего взорвались два БТРа и один внедорожник. Бойцы говорят, технику словно изнутри заминировали. Потери: двое погибли, четверо ранены. В основном ожоги.
— Диверсанты? — Репнин лихорадочно вытащил из портсигара ещё одну сигарету, закурил и собрался было выйти на улицу, но тут разом дважды грохнуло поблизости, заполошно затрещали выстрелы.
Романов дёрнулся к выходу. Князь Трубецкой с каким-то запоздалым вниманием взглянул на Никиту, и в его руках вспыхнул конструкт, переливающийся синеватыми всполохами. Пальцы заиндевели, вытягиваясь в узкое ледяное лезвие. Всё это Никита ощутил, глядя на Нагого и Репнина, готовившихся ударить по нему магоформами. Не отрывая от них взгляда, сказал только одно слово:
— Азафа!
И тут девушка сорвалась со стула подобно огненному вихрю. Её левая рука схватила Романова за горло и сжала до хруста ломаемой гортани. Юрий захрипел и рухнул на пол, как брошенная детьми кукла. Не глядя на него, джинири обрушилась на князя Трубецкого, но двойной «шильд» откинул её назад. Никита не стал заморачиваться, и ударом ноги об пол активировал нужный скрипт. Нагой и Репнин с криком рухнули в разверзшуюся под ними дыру. Внизу, вероятно, был подвал, поэтому падение не стало для них катастрофическим. Разве что внутренности отбили, не успев создать магоформу, которая бы обезопасила их от переломов. Для верности волхв обрушил на шевелящихся бояр усиленный сонный скрипт.
Довольно чувствительный удар в спину толкнул его к подоконнику. Магический щит затрещал, прогибаясь, но выдерживая. Дыхнуло жаром. Азафа собиралась трансформироваться в ифрита, и Никита крикнул:
— Нельзя! Сгорим!
Трубецкой засмеялся, и, вдруг оттолкнувшись, прыгнул на Никиту, пролетев почти пять метров, не касаясь пола. Явно использовал левитирующую магоформу. Замысел князя был понятен: прорваться на улицу через окно. Стремление командующего мятежным войском волхв оборвал самым жёстким образом. Скрипт «бредень» раскрылся в тот момент, когда Трубецкой уже на излёте выстрелил десятком тонких ледяных игл, но не смог уйти от раскинувшихся перед ним шевелящихся корней землисто-коричневого цвета. Он попал в них, как насекомое в мухоловку, и вмиг оказался опутан с ног до головы. Ледяной нож, очутившийся в руке князя, стал кромсать ловушку. Соприкосновение магических структур вызвало возмущение энергетических потоков; стены затрещали от давления, посыпалась штукатурка. Трубецкой прикладывал все силы, чтобы вырваться наружу, но подошедшая к нему Азафа показала свои полыхающие ладони.
— Одно движение — и сгоришь, как солома! — прошипела она, теряя свою красоту от искажающего пространство жара.
— Парень, убери от меня этого сумасшедшего ифрита! — просипел Трубецкой. Умён князь, догадался, кто перед ним.
— Азафа, выйди наружу и никого сюда не пускай! — приказал Никита.
— Позволено ли мне убивать врагов, Повелитель? — джинири мазнула взглядом по князю, ничего хорошего ему не предвещающим.
— Если они хотят умереть, можешь дать им этот шанс, — ухмыльнулся Никита.
— Поняла, Повелитель!
Джинири ловко запрыгнула на подоконник и сиганула вниз, превратившись в багрово-алый всполох, присоединившийся к нескольким таким же, освещающим крыши домов.
— Давай договоримся, парень! — зачастил Трубецкой, оставшись наедине с Никитой. — Не знаю, откуда у тебя настоящий ифрит, и как ты умудрился его приручить, но я предлагаю тебе послужить нашему делу. Время Меньшиковых кончилось, всё! В столице уже готовы присягнуть новому императору! С такой силой мы завтра же сможем прорвать оборону правительственных войск и помчимся на всех парах к Петербургу! Обещаю замолвить за тебя словечко перед государем.