— Вижу, что другу твоему плохо. О, я узнаю его, мага из Лефера! Ричард! Приветствую тебя, мудрец, продающий мудрость свою за деньги! — в голосе Конхобара не звучало ничего, кроме почтения.
Называя вещи своими именами, воин из Альбы умел сохранять почтение перед собеседником. Все пять зрачков его устремили взгляд на Ричарда, и в каждом читалось уважение. И, кажется, страх. А, нет! То было благоговение, за редкостью в те времена столь трудно узнаваемое. Наверное, оно сохранилось только у народа Альбы да у диких людей.
Даже Рагмар поймал себя на мысли, что давным-давно не видел благоговения даже орков пред своим шаманом, хотя это было очень удивительно!
Но вместо этого Олаф и Рагмар, не сго… ну вы поняли, — посмотрели за спину Конхобару, на долину еды и горные кряжи кружек. Или это по мнению наёмника действительно были крошки, или уж такая крошища требовалось воину из Альбы!
— Конхобар, я не знал, что средь твоих талантов есть способность говорить о смерти… Или что другое вы там, у себя, именуете Анку?.. — Везучий подмигнул герою Альбы.
— Это мой последний ужин, Олаф. Я нарушил гейсы…
— Что-что? — Ричард говорил так, будто бы одной ногой уже шагнул за край этого мира и вот-вот должен был вступить в другой. — Нарушил гейсы? Святые запреты? И ещё жив?..
Магус вновь обратил взор внутрь, в былое и думы. Внешний мир перестал его интересовать, раз уж самое загадочное и страшное на свете этом уже свершилось.
— Ещё… Да-да… Мы говорим «за миг до»… Так вот. Мне осталась половина этого срока. А может, и половина половины… — щека Конхобара дёрнулась.
И Олаф понял: герой Альбы боится. Боится так, как никогда в жизни…
Дагд воздел руки над главой Конхобара и закрыл глаза, прислушиваясь к поступи богов. Они были где-то далеко-далеко, но приближались, отдаляясь — потому что любой путь приводит тебя к цели, как бы далеко не уводили тебя собственные ноги. Так гласила мудрость, познанная только филидами.
— Итак, требуешь ты отмерить цену твоей чести? Достоин ли, а? Что скажете, сыны Альбы? — прошептал Дагд, но шелест его шепота был громче самого майского грома.
— Достоин! — грянуло тысячеустное эхо того грома.
— Итак, достоин. Что ж. Цену определят для тебя сами боги. Ну а плату… Плату мы подберём вместе. Ибо сила, даруемая вместе с честью, должна быть ограничена, дабы Стража не пришла за тобой и не выстирала кровавую рубаху твою наутро…
Дагд замолчал, вновь прислушиваясь. Он стоял, неподвижный, и «солнечные зайчики» играли на его лице. Ветер примял траву, которой порос холм, примял легонько так, словно бабочка, опустившаяся на былинку, или шмель, сосущий нектар из цветка. Выший Филид слушал долго, очень долго, и хмурился, всё хмурился… Пока ветер не стих, а на лице его не заиграла таинственная улыбка.
— Боги положили предел твоей чести, твоему дару, и наложили следующие гейсы-запреты…
Конхобар знаком предложил товарищам по ремеслу — а иной человек разве был бы знаком с Олафом? — занять место за пиршественным столом. Подбородок воина из Альбы, и без того лоснившийся от жира, покрылся новыми ручейками подливы, заставлявшей блестеть свиную ногу.
Олаф и Рагмар, только сейчас понявшие, насколько сильно они проголодались, тут же покрыли свои подбородки ручейками слюны. Орк, однако, решил понаблюдать за Конхобаром, чтобы определить, к каким кускам мяса тот приложился. Так, на всякий случай, чтобы определить не тронутые ядом… Ну мало ли, вдруг отрава? Кто же знает, что должно следовать за нарушением гейсов? Рагмар ничего не слышал до сего вечера об Альбе, а потому готов был к любому повороту событий.
Олаф же подошёл к Магусу и положил тому руку на плечо. Ричард ничем не показал, что чувствует прикосновение. Он был слишком далеко отсюда. Лишь тело, бренная оболочка, столь мешавшая магу при общении со стихиями, мешавшая слиться с миром, единственное, что сохраняло его душу в «здесь и сейчас» — осталось здесь. А мылси… Да… Воспоминания бередили его душу. Сражение с наставником подорвало его последние силы. Что-что стучалось в его душу. Но нет, не тьма — то был сам мир. Нечто, называвшееся природой. Ричард усмехнулся бы, если бы был здесь. Если бы…
— Да. Так вот, — Конхобар закашлял, когда «не в то горло» попал кусочек такой сочной крольчатины.
Рагмар, чей урчавший живот, разогнал издаваемыми звуками всех диких зверей и пугливых людей на сто лиг вокруг, занял место напротив воина из Альбы. Они вступили в сражение, достойное, чтобы сохраниться в легендах — сражение между альбианцем и орком за звание Высшего… едока Двенадцатиградья. Пока что Конхобар побеждал, но Рагмар не желал сдаваться, атакуя всё новые и новые блюда и чашки.