Сейчас же Анку…
О, Анку!..
Он, удовлетворённо кивнув замершим героям, довольный (если судить по торжествующей тьме глазниц) произведённым эффектом, сделал шаг им навстречу. Затем — ещё шаг. Рагмар, ощущая древность и мощь Анку, в благоговении склонил голову свою. Орк умел уважать божественные силы, а потому не мог поверить, что за мгновенье до того поднял руку на саму смерть альбианского народа.
Конхобар удивлённо вскинул правую бровь, когда Анку поравнялся с ним… и прошёл мимо, дальше к столу. С жутким (по-настоящему жутким, уж поверьте!) стуком олицетворение смерти уселось на лавку и, подперев руками нижнюю челюсть, затихло. Свет померк. Ветер (Конхобар, стоявший практически у самой двери, не почувствовал его дуновения) задул почти все свечи в зале. Анку потянулся за появившейся из сумрака кружке. Густая пенная борода венчала бесхитростный глиняный ободок. Смерть обкорнала эту бороду, припав к кружке. Раздалось жадное чавканье. Так пить можно только в последний раз в жизни. Верно, только так Анку и мог.
Олицетворение смерти, наплевав на все приличия, рыгнуло. А мгновение спустя из-под гладкого черепа раздался мелодичный напев. Конхобар, подобравшись, прислушался к мелодии… А спустя мгновение подхватил её…
Чарующая и притягательная, песнь сия рвалась наружу, унося прочь из мира сего, становясь ещё прекраснее оттого, что ни слова не было из неё понятно Олафу и Рагмара. И только Ричард из их небольшого отряда понимал, о чём поют эти двое. Он понимал и — в сумраке то было легко — незаметно для других плакал. Слёзы его двигались в такт старинной песне.
Ричард, не в силах перевести слова этой песни на родной язык, понимал лишь исковерканный смысл сего песнопения.
Но Конхобар — о, он понимал. А потому тоже плакал. Он оплакивал первого короля древней Альбы, не пожелавшего даже во смерти покидать детей своих. И каждый герой, в чьих жилах текла хотя бы одна кровинка тех, кто шествовал по бесконечным лугам и петлял меж вековечными холмами, понял бы слёзы эти. Понял бы — и зарылся лицом в ладони. Потому что ни один, в чьих жила текла ходя бы одна кровинка той крови, не мог без сердечной боли слушать эту песню…
— Лишь одну легенду я не записал сюда. И не жалею о том, совсем нет. Она навсегда должна храниться лишь на устах, ибо пергамент не сможет рыдать, а буквы не смогут дрожать, рассказывая её, — грустно улыбнулся Дельбрюк.
На столе его лежало одно из тех самых писем. Ещё один из его учеников ушёл в Мир.
— Что это за легенда, учитель? — Ричард обратилась в стрелу, готовую полететь в заокраинные земли и поразить цель. — Прошу Вас, расскажите!
— Вы действительно того хотите, юный Ричард? — Дельбрюк скосил взгляд на ещё неоткрытое письмо.
Зная, что там написан, Рудольф подумал, что сейчас самый подходящий момент вспомнить то древнее предание.
— Тогда слушайте, Ричард, но обещайте хранить это предание в самом надёжном месте.
В ответ на немой вопрос удивлённых глаз Ричарда, Дельбрюк прижал ладонь к сердцу. Магус кивнул.