Оглушающий треск — верно, мир разрывался на части — оглушил людей. А потому они с опозданием почувствовали хлынувший из туч прямо над их головами ливень. Первые же его потоки промочили людей вплоть до сосудов. Потом — до самых сердец. Третья атака ливня наполнила хладной водой самые души. Нигде, нигде, нигде не было спасенья от лившихся с небес потоков.
Шквалистый порыв ударил и в спины, повалив Лида наземь. Все! Он больше никуда не хотел бежать! Силы его были истощены, а сердце, пробивавшее тропу крови сквозь океаны воды, бешено стучало: «Все! Все! Все! Больше не могу!». Ливень, увлекаемые необоримым ветром, ударил по затылку. Капли стучали уже внутри головы так, что Аркадию не было слышно собственных мыслей.
Там-там-там. Тук-тук-тук. Тук!!! Тук!!! Тук!!! Тук-тук-тук!!! Это сводило с ума! Он больше не мог! Не надо! Дайти тишину! Тишину!!!
Он схватился руками за кусты, силясь остаться на месте, не поддаться порывам ветра, — и взгляд его замер. Кусты! Кусты! Они у холмов! Они добрались! Добрались! Успели! Холмы! Они спасут! Спасут! Должны спасти!
То говорил не разум, — его не было слышно, то стучало сердце. Его биение наконец-то пробилось сквозь панцирь ветра и ливня. Спасены!
По ушам резануло. Даймонов грохот прорвался сквозь шум ливня, лишь чтобы накрыть покрывалом безмолвия холмы. Оно, растянувшись, треснуло, разорвавшись на тысячи лоскутов под ударами циклопического прибоя. Люди не видели, — они ощущали, угадывали за потоками дождя гигантскую волну прибоя, ударившуюся в материк. Земля задрожала от налившейся воды. Волна покатилась на холмы.
Смерть надвигалась неумолимо, невероятно медленно. Позабыв о спасении, люди просто смотрели на поток воды. Даже Нарсес, — и тот застыл в безмолвии. Он не мог противостоять Повелителю ванактов, обратившему все хляби небесные против внуков своих, сыновей ванактовых. Верное, только Лид радовался надвигавшейся волне, — в ней он чувствовал успокоение. Все, никаких больше пробежек! Никаких страданий! Вечный покой! Наконец-то!
Вода, сметая все на своем пути, кинжалом резанула землю, — и докатилась до самых холмов. Лид почувствовал — даже сквозь промокшие насквозь штаны — пенные брызги. Море, чернотой спорившее с небом, подобралось к самым пятками Лида. Вобрав в себя деции и кентурии людей, оно придвинулось уже и к коленкам Аркадия. Тот лишь с надеждой — надеждой на успокоение — взирал на ниспосланную Повелителем ванактов казнь…
Вода добралась до горла Аркадия, нежно обняв…
На самом краешке сознания теплилась не мысль даже, — образ серебристых искорок, вспыхнувших где-то в глубине поглотивших самый свет вод. Мысль теплилась, да продрогла, замерзла, — и пропала.
Заходила ходуном сама земля. Верно, в последний раз вдохнули холмы, прощаясь с Повелителем ванактов. Дышали, погибая, надсадно, точь-в-точь как Аркадий Лид, виночерпий, заброшенный и умирающий в невообразимой дали от родного дворца. Они — и холмы, и Лид — принимали смерть как освобождение, как мир, дарованный Повелителем ванактов…
И тут, влекомые необоримым ветром, над потоками пронеслись те самые серебристые искорки ночи Великого шторма. Нездешние, они были прекрасны. Светившиеся собственным светом (ведь вокруг была чернота темнейшей из ночей!), они водили хороводы над водами. А потом! Потом они начали возноситься в небо, мягче и плавней белых голубей, что издавна приносили мир на земли всех миров во все времена.
И волна отхлынула. На последнем своем издохе безумное море ударило брызгами, — и покатилось обратно. Отступало оно тихо, безмолвно. Молнии забили с неба, атакуя хлябь земную. Фыркая, море лениво отступало, оставляя после себя всю грязь, что копилась в далеких безднах многие тысячи лет.
Серебристые искры поднялись к самому небу, ведь это было совсем несложно. Нависавшее, наверное, над самыми головами сынов Государства, свинцовое, оно озарилось ярчайшей вспышкой — и начало подниматься вверх. Небо так и не упало на их головы. Ванактовы слуги провожали взглядом на миг проявившиеся природные стихии, бесчеловечные, но усмиренные неведомым серебряным светом. Они снова спаслись — пускай не все — но выдержат ли следующий удар? Или два удара? Сколько битв ждало их впереди?
Лид безмолвно — и безмысленно — наблюдал за Нарсесом, бывшим везде и всюду. Он призывал к единству и силе, к верности Государству, которое сделает легионы непобедимыми. Люди, усталые, опустошенные вторым Великим штормом (или это было лишь продолженье, второй акт трагедии?), подымались над цепью холмов. Не из последних сил — просто без них — они брались за возведенье лагеря, стены которого должны были защитить их. Или похоронить под собой, когда небо вернется.