Олаф быстро окинул взглядом замковый двор. Почти квадратная площадка, шагов тридцать на сорок. Большому отряду не развернуться, да и незачем. К стенам, замыкавшим площадку, были пристроены разные постройки, в темноте слабо различимые: свет шел только от факелов, которые слуги барона несли в руках. Донжон располагался напротив ворот, однако дверей в него не было видно: они располагались с обратной стороны. Врагу, прорвавшемуся через ворота, пришлось бы тратить время и людей, пытаясь проникнуть внутрь. Узкие окна-бойницы зевали черными ртами: ни единого лучика света не исходило оттуда. Олаф сглотнул от волнения. Отсюда замок казался ему еще более жутким, чем с дороги.
Барон шел, сутулясь, лицо его было направлено на сундук. Казалось, мир для него сузился до пусть большой, но — деревянной коробки. Он совершенно не замечал слуг и Олафа, путавшегося у него под ногами. Ричард не просто стало страшно — страх поселился в его сердце. Что-то нечеловеческое ощущалось в воздухе. Казалось, нечто ужасное рвётся из сундука, и скоро…
Магус потрогал свой бок: он пылал ледяным огнем. Мороз распространялся по всему телу. А еще…
И боль…
И крики… Мама… Мама… Мама!!!
Мировая тьма стучалась в душу. Дикие барабаны войны стучали в висках, не давая покоя. Звон их становился все громче, отчего голову пронзали иглы страдания.
Он уходил.
Ричард сражался изо всех сил, собравшись с мыслями и направив последние остатки жизни внутри себя. Тонкий панцирь, возведенный им вокруг самого сердца, еще держался, держался, — из последних, таких крохотных и жалких сил.
И крики… И боль… Огонь… Везде горело. Пламя подбиралось к мальчику, грозясь вот-вот заключить в смертельные объятья. Мама!..
Ричард сжал челюсти до зубовного скрежета. Струек крови, шедших из-под ногтей сжатых в кулак рук, он уже не замечал. Мир уменьшился до размеров маленького такого мальчугана, совсем ребенка. Робкий и слабый, он шел в потемках в поисках своих родителей. Они звали, кричали ему… И ему становилось больно, очень больно…
— Вы знаете, Ричард…
Дельбрюк сложил пальцы домиком. Он расположился в любимом кресле. По стеклу стекали капли. Водяные змейки играли на окне. В комнате царил полумрак: только одна свеча горела — да и то из последних сил. Фитилек едва тлел, давая последний свет. Но сейчас это было неважно. Намного важнее для Ричарда были слова Дельбрюка, такие редкие слова, шедшие из самого сердца мудрого учителя.
— Вы знаете, Ричард, что самое главное в жизни? — уставившись в пустоту, спросил учитель.
Ричард, расположившийся в кресле напротив, ждал продолжения. Дельбрюк любил начинать разговор с вопросов… кхм… которые не требовали ответа, а точнее, ответы на которые давал сам учитель. Ричард с удивлением узнал, что в Лефере такие вопросы стали зваться дельбрюковым. О, если бы ему довелось выведать, за что Дельбрюка запомнят леферцы, годами искавшие и находившие помощь у чудаковатого педанта…
Но этот вопрос не был дельбрюковым. Учитель долго ждал ответа от Ричарда, и, не дождавшись, с укоризной вопросил:
— Ну так что же самое главное в жизни, Ричард? Как Вы считаете? — приподняв правую бровь, обратился Дельбрюк.
— Самое главное в жизни? — чувства Ричарда смешались. В голове проносились сотни ответов… Но…
Крик. И слезы… Мама… Мама!!!
— Чтобы семья была с тобой… И чтоб все были живы… И счастливы… — поджав губы, с вызовом ответил Ричард.
Дельбрюк вздохнул.
— А я ждал ответов о смысле жизни, о его поисках… О знаниях и богатстве… — Дельбрюк поднял взгляд на Ричарда. — Что же это за мир, в котором дети так быстро взрослеют?..
— Добро пожаловать в наш замок, добро пожаловать! — звуки торжествующего голоса де Местра пробудили Ричарда от дремы воспоминаний. Мир расширился — до пределов залы.
Слуги выстроились по обеим сторонам от дверей. Нещадно чадили факелы, от дыма которых легкие Ричарда аж зачесались. Он зашелся в кашле, болезненно отдававшем в сердце. Слуги, поддерживавшие его под руки, заволновались: их отстранил Олаф, не доверявший местным. Он подхватил друга под руки. Через мгновенье рядом оказался Рагмар, вставший по другую сторону. Сразу стало легче. Конхобар бочком-бочком, незаметно… А, да что там — незаметно! Этакая глыба разве может стать незаметной? Герой Альбы просто заслонил собой Ричарда. Ну так, на всякий случай. Ему здесь не нравилось, прямо-таки демонически не нравилось.