Патрульные застыли ненадолго, соображая, что происходит. Отряд Олафа представлял собой тое еще зрелище. Рослый орк и потрепанный воин (наемник, это уж как пить дать!), державшие под руки человека в облачении мага. Вид у них был такой, будто бы они недели от демонов бежали. О, как патрульные были близки к истине!
— Слушай, Олаф, ты, что ли? — внезапно спросил один из патрульных.
Выглядел он суровей, чем товарищи, двигался куда уверенней, да и меч у него был хорошим, не дешевка, каких сотни.
Олаф пригляделся. Лет сорок. Лысая башка, с правого виска только свисает клок каштановых волос. Козлиная бородка: не потому что как у козла, а потому что из нее козлы, казалось, сто лет дергали волосы…
— Эмиль! Эмиль Картавый! Да я тебя лет сто не видел! — радостно воскликнул Олаф.
— А это Ричард? — глаза Эмиля широко распахнулись. — А ну, парни! Быстро! Взяли под руки его! Давайте, давайте! Чтоб ни единого волоска с его головы не упало! Ну-ка, помогите! Да запомните хорошенько Олафа Везучего, славного на все Двенадцать городов!
В этих словах слышалось почтение. Сам Эмиль был из наемников. Ему приходилось не раз и не два сражаться с Олафом. Но отнюдь не плечом к плечу.
— А это твой новый боец? — одобрительно присвистнул Эмиль. — Да, добрый воин, добрый…
— А ты картавишь потихоньку? — ухмыльнулся Олаф.
Эмиль получил свое прозвище потому, что любил если не убить противника — так выбить ему зубы. Хлебом его не корми, дай ударить кромкой щитом по вражьей челюсти. Среди наемников так и повелось: «картавить» — значит выбивать зубы, а Эмиль, стало быть, получил кличку Картавый. Работники меча и щита всегда славились чувством юмора.
— Картавлю… Вот глоркастерцы скоро картавить начнут…
— Впятером, что ли? — вопросительно поднял правую бровь Олаф.
— Да какое там! — Эмиль пожал плечами. — Давайте-ка лучше к рыбакам заглянем, под крышу. Там и расскажу тебе все…
Отряд, двинувшийся к деревне, представлял собой то еще зрелище. Неудивительно, что встречать его высыпала вся деревня. Дети и взрослые, парни и девушки, старики и бабы, — во все глаза они смотрели на чужаков. Более всего внимания привлекал к себе орк, чье сородичи редко, очень редко забирались в эти края. Даже на Ричарда, едва ковылявшего и поддерживаемого патрульными, никто не смотрел. То есть почти никто. Магус поймал на себе взгляд рыжеволосой девушки, спрятавшейся за углом домика. Только лицо ее выглядывало из-за покрытой дерном стены. Это лицо что-то напомнило Ричарду, да только он никак не мог припомнить, что же именно. Он изо всех сил напрягал память, но…
И боль… И крики… И кровь… И крики… Мама… Мама!!!
Память била по его сердцу пламенем и болью, но Магус не сдавался. Он прокручивал раз за разом свои воспоминания. Ему казалось очень важным найти ответ. Что-то… Что-то было в этом воспоминании, которое никак не могло воплотиться в его голове… Да что такое?
Девушка не отрывала от Ричарда своего взгляда, и даже орк ее ни капельки не заинтересовал. Но — толпа.
Толпа людей в черно-зеленом запрудило то, что можно было бы назвать улочкой. Столько воинов! И как только их можно было не увидеть с холмов? Олаф никак не мог взять это в толк. Неужто он стареет?
— Ха, видишь, сколько ребят! И все прибывают! — бахвалился Эмиль. — Передовой полк мироринской рати здесь собирается. Идут холмами, чтоб быстрее. Как соберутся, будут бить глоркастерцев. Куда б вы ни шли, присоединяйтесь!
Картавый славился логической связью речей, в которых ни от логики, ни от связи почти ничего не оставалось. От слова «вообще».
— И много платят? — деловито спросил Олаф.
Вторая часть оплаты — если б она действительно была — оказалась погребена под руинами донжона. Попутную работку Олаф брал редко, но в таком-то деле… Тем более глоркастерцы… Проклятье! Демон! Надо предупредить!
— А кто здесь за командира? Мне надо с ним поговорить. Срочно! — Олаф едва ли не кричал.
— Вот, видите! Лучшие наемники готовы набить морду глоркастерцам! Денег мало, зато с народом! Да, с народом лучшего города! — Эмиль доброжелательно похлопал по плечу оказавшегося рядом десятника.
Парень, над верхней губой которого только-только начал пробиваться пушок, закивал и стремительно ретировался.
— Пойдем, Олаф, переговоришь с воеводой, — от добродушного тона не осталось и следа.
Эмиль говорил деловито, быстро и коротко.