И родился отрок. Пожилые родители, млея от счастья, не знали кого и благодарить за такой подарок; то ли Всевышнего, то ли судьбу, то ли самих себя. И сошлись на одном вместе взятом – это подарок от их кровных предках, которые выжили в исторических передрягах благодаря рождаемости себе подобных, несмотря ни на что. И сохраняли каждого святым крещением, со словами: «Крещается раб божий во имя Отца, и Сына, и Свято Духа. И ныне, и присно, и во веки веков. Аминь».
- Так и сделаем? - попросила тихо Фаина Петровна, словно ожидая согласия Николая Фотейвича.
- А почему бы нет, - отвечал он охотно.- Запрет на крешения снят. Да кто из староверов следовал ему в нашей деревушки. Я же крещённый да еще дважды,- улыбнулся он.- Потом, получил казенную метрику, чтобы жить с ней как власть велит.
С общего согласия попросили Костю стать крестным отцом. А имя, по настоянию Матушки дали по Месяцеслову. И выпало древнеславянское – Иван.
-Божье веление! – сказал Иванович спокойно, будто ждал этого и был уверен, что будет так и подтвердил словами. - Русь без нас Иванов, как тайга наша без медведей.
Крестили Ваню как повелось у староверов в бегущей воде светлой Реки. Август позволял. А река для них сливалась в одно слово - Русь.
Иванович, поглаживая бороду, заключил:
- А речки ее для нас Иванов – жилы с живой водой. Нас с панталыку не собьешь. За Русь святую грудью вставали и встанем. Таков будет и новорожденный сын божий – Иван.
- Твоими бы устами, да мед пить, -дрогнувшими губами от души произнес Николай Фотийвич.
Фаина Петровна, принимая закутанное чада в свои материнские объятия, кивнула, с согласием.
Иванович умилено и удивленно посмотрел на нее. Уж больно она с ребёнком в руках походила на Божию Марию Матерь. Благословленный этим он воодушевленно ответил своему крестнику:
- Так я и говорю: крестины-то – семейный праздник. А какой праздник без меда. Верно я говорю, матушка Миланья.
- Тут и говорить неча. Мы ждем у родителя приглашения за накрытый стол.
- Никанорушка-то без меня-то не сможет накрыть, гостей-то – весь наш
Рай, все дороги, - озадачилась Фаина Петровны, наровясь кормит ребенка на радость ей полной грудью.
- А мы -то на что, - успокоила ее матушка. Мы одна семья. Неси-ка, староста свой туесок.
- Да я мигом принесу и не туесок, а дубовый бочонок, который ждет не дождется пока его откроют по долгожданному случаю.
- Сам-то тоже откроешься, поди только вливай, пока рука не устанет.
- Рука не устанет. Да и душа моя на стреме. Ко всему Фекла рядом. И я
стану ангелом Хранителем, хотя и без венчика.
А Матушка ему назидательно:
Не нарушай структуры родовой
И будь всегда самим собой.
- Умница ты наша. Чтобы мы без тебя делали, - и пообещал. – И я буду таким пока хмель бодрит мою широкую русскую душу.
- Это мы знаем. А пока поторопись. Мы ждем.
Он поторопился, несмотря на возраст и свое положение.
И первый тост был – за общую и дружную сплоченность, как в большой семье, в которой из века в века жили. А второй был – за Беловодье, которое подарила им судьба за их трудолюбие всюду, где бы они не обосновались со своей верой.