Командир третьего вытянулся передо мной и бойко отрапортовал:
- Честь имею представиться - Дмитрий Королев, по кличке Король!
Ого, этот будет крепко держать ребят, да только так ли он будет командовать, как надо?
У него было очень подвижное, смышленое лицо; глаза под темными ресницами казались совсем желтыми, янтарными, и смотрели зорко и лукаво.
Мне сразу пришелся по душе и Сергей Стеклов - подросток лет четырнадцати, большелобый, спокойный, командир четвертого. Последний Суржик - равнодушный и неповоротливый, так же как и Колышкин, не оставлял сомнений: он был ширмой, подставным лицом. Его выбрали, чтобы он выполнял волю кого-то другого, более сильного, умного, расторопного, кто предпочитал оставаться мне неизвестным.
- Ну, в добрый час! - сказал я. - А теперь за дело. Жуков, выдели пятерых ребят - пусть приведут в порядок баню и затопят ее. Кто в отряде остается свободен, пусть выносит из своей спальни матрацы, кровати - надо все почистить и проветрить. Королев, отбери часть твоих ребят - пусть напилят и наколют дров для бани. Сообрази сам, сколько рук для этого понадобится. Остальные тоже займутся матрацами и кроватями. Стеклов, ты раздобудь ведра и тряпки, надо вымыть окна. Колышкин, ты...
Через полчаса все закипело. Одни работали, сохраняя на лице снисходительное выражение: поглядим, дескать, что дальше будет. А пока почему бы и не проветрить матрац? Отчего не получить новые башмаки? Другие носились по дому с блестящими глазами и пылающими щеками и готовы были перевернуть весь мир. Третьи то и дело застывали на месте с ведром воды или присаживались на ступеньки крыльца и жмурились на солнце.
Во второй спальне стоял дым коромыслом, но командира не было ни видно, ни слышно.
- Где Колышкин? - спросил я мимоходом.
- А кто его знает! - равнодушно ответил приземистый крепыш, держа в объятиях два тюфяка сразу и направляясь с ними к двери.
А в четвертой спальне гремел скандал. "А ну дай, а ну дай! Вот я тебе как дам!" - слышалось оттуда. Я вошел. Стеклов, багровый от злости, стоял против того тощего, длинного и нескладного парнишки, который хвастал, что у него в деревне огромный бык. Оба уже и кулаки сжали, и головы пригнули, и стали друг к другу боком, выдвинув плечо, - вот-вот начнется драка.
- В чем дело?
- Я его... Я ему... - услышал я вместо ответа.
- Глебов не хочет мыть полы, - пояснил совсем маленький круглолицый мальчишка, чем-то неуловимо похожий на Стеклова. - Я, говорит, не умею, я не поломойка.
- А остальные что же - проходили поломойные курсы? - поинтересовался я. - Кончили вуз?
Вокруг зафыркали. Глебов опешил. Впрочем, он сразу обрел душевное равновесие:
- Да что, в самом деле! Чего я буду поломойка для всех!
Он задрал голову, скрестил руки на груди и без малейшего смущения встретил мой взгляд.
- Стань как следует, - сказал я тихо.
- Ну, положим, стану.
В это "положим" он вложил всю свою независимость и сознание собственного достоинства, но Наполеона изображать перестал.
- Отряд Королева пилит дрова, чтобы Глебов вымылеся в бане, - сказал я. - Отряд Суржика помогает на кухне, чтобы Глебов сегодня пообедал. А Глебов боится утомиться, если вымоет полы для всех. Пусть он вымоет только то место, где стоит его кровать. Дай ему тряпку, Стеклов.
Все расступились. Стеклов взял в углу ведро и тряпку.
- Возьми вымой свои два квадратных метра, - сказал он спокойно, в точности повторяя мою интонацию.
- И вымою! - Глебов подхватил ведро, вода выплеснулась ему на ноги. Поди ты отсюда! - свирепо крикнул он, отталкивая Стеклова и рывком погружая тряпку в ведро.
Да, Стеклов был явно неглуп. Он тотчас забыл о существовании Глебова, не дал ему ответного пинка, даже не чертыхнулся и сейчас же занялся другими делами:
- Павлушка, бери другое ведро и мой с той стороны. Лешка, вымоешь это окно. Егор, тебе - то окно...
Лешка, Егор и остальные с жаром принялись за окна, но сразу стало ясно, что эта работа им непривычна: они беспорядочно возили по стеклу мокрыми тряпками, оставляя грязные разводы.
Я молча высыпал в небольшой таз толченого мелу, развел водой, размешал, потом влез на подоконник, взял у Алексея -длиннолицего, бледного мальчишки с торчащими ушами - тряпку и обмакнул ее в меловой раствор.
- Посмотрите сначала, как надо, - сказал я ребятам.
Все головы повернулись ко мне. Только Глебов ожесточенно тер тряпкой пол, со злостью что-то бормоча себе под нос.
- Два квадратных метра... Вуз кончил... Для Глебова баню топят... доносилось до меня.
Протирая стекла, я краем глаза наблюдал за ним и вскоре с удовольствием увидел, что Глебов уже вышел за пределы злополучных двух метров.
- Ладно, давайте мы теперь сами! - грубовато, но решительно произнес Стеклов.
Я вытер руки и пошел по другим спальням. Потом спустился во двор.
Санитары выстроились в очередь у бельевой. Кастелянши у нас не было, в бельевой распоряжалась повариха Антонина Григорьевна. Поджав губы, она хмуро пересчитывала простыни, наволочки и одеяла и выдавала их санитарам с таким видом, словно ей горько было выпускать вещи из рук.
Солнце пригревало безотказно. Бывают в марте такие дни - небо высокое и голубое, какое увидишь только весной. Еще холодно, а ветер вдруг повеет теплом. Завтра, может быть, лужи снова затянет льдом, но сегодня они растаяли и отражают небо. И с крыш каплет, и вдруг разлетается вдребезги обломившаяся сосулька, и каждый звук звонок и отчетлив. Хорошо!
У сарая Королев и другой паренек - лет одиннадцати, щуплый, маленький, с длинной, тонкой шеей - пилили толстое бревно. Королев двигал пилой легко, плавно и работал без видимого усилия. Его напарник давно уже вспотел, тяжело дышал, но сдаваться ему, должно быть, не хотелось. Король смотрел на него, насмешливо щуря янтарные глаза.
- Дай-ка я сменю тебя, - сказал я.
Мальчишка с удивлением и благодарностью посмотрел на меня, потом боязливо покосился на Королева: