В тот момент его по-своему умилил ее слегка утомленный, сонный вид, создающий убаюкивающую атмосферу домашней, семейной истомы и прямодушия. Именно по этому чувству больше всего тоскуют взрослые дядечки, мнящие себя крайне уважаемыми бизнесменами. Оценив потускневшую от многократной стирки длинную футболку, скрывающую в своем широком покрое фигуру Софи, как самый обворожительный на свете наряд, Адам невзначай задумался: «А не хотел бы я наблюдать такую картину ежедневно? После работы. Перед сном. За завтраком. За ужином. Каждую свободную минуту».
- В этом и дело, - девушка, несколько смутившись от того, как далеко он смог зайти в своем желании посмотреть ей прямо в глаза, примкнула позвоночником к дверному косяку и уставилась на свои голые ступни. – Извини, но моей маме такие знакомства точно не нужны.
- Вот, значит, как? – Мужчина слегка качнул головой и скептически хмыкнул. - А как насчет тебя?
- Адам, зачем ты пришел? – Наблюдая за тем, как голос собеседника с каждым вырывающимся из его рта звуком становился все более холодным и отстраненным, Софи почувствовала настоящую отрезвляющую злость. – Поговорить? Мы вчера уже поговорили.
- Не нужно злиться, Софи, - Адам, остро реагирующий на яркие проявления эмоций, берущий на себя ответственность за чужие переживания и жаждущий всеобщего подчинения ради удовлетворения своей потребности в предсказуемости человеческих реакций, повторял эти слова как мантру. Каждый раз, когда между ним и Софи возникало недопонимание, он просил ее только об одном: чтобы она не испытывала те чувства, которые могут его расстроить. – Ты тоже мне нагрубила.
Однако Софи, к превеликому сожалению мужчины, обладала взрывным, импульсивным нравом и категорически отказывалась подвергать свои мысли и настроения цензуре. Она не просто не могла перестать злиться по указке. Она была не в силах проглотить, сдержать свою злость. И Адам знал, что обезопасить свою психику он сможет только в том случае, если не даст ей говорить. Именно поэтому, когда мужчина заметил, что подбородок девушки гневливо задергался, он не преминул продолжить:
- Софи, сейчас послушай меня, - он предупреждающе поднял ладонь, словно прося ее попридержать все те грубые выражения, которые она собиралась на него обрушить. – Я погорячился. Да, я не могу позволить тебе работать с нами. Я не могу улучшить твое положение. Я не могу изменить мнение Кэт. Но я могу изменить свое мнение... Она просит слишком многого, Софи. Кэт может попросить меня вывести тебя из дел – и я должен исполнить эту просьбу. Но она не может регулировать мою частную жизнь. Софи, нам не нужна пауза. Ты мне нужна.
Это была самая честная и проникновенная речь, которую произносил Адам Баркер в присутствии Софи Дью за тот недолгий период времени, который они провели вместе. Ей казалось, что еще пара слов, и ее падающая от неожиданности челюсть разобьется вдребезги о металлический порог. Она смотрела на него в упор своими большущими глазами и тихо, чтобы не спугнуть охватившую сердце гордость, дышала. Он смотрел на ее брови и верил, что в однажды сможет опустить взгляд на сантиметр ниже.
Первые шаги. Часть 5.
Шел третий день с момента исчезновения Молли. Время близилось к полудню. Таня Пэппер, сонная и обессиленная, упорно прячущаяся от солнечного света под одеялом, безжизненно распласталась на своей широкой кровати и инертно наблюдала за тем, как скоротечно растворяются в прошлом минуты. Накануне она настолько впечатлилась ожидаемым, но от этого не более долгожданным визитом сотрудников правоохранительных органов, что не смогла заснуть. Девушка добросовестно промучилась до утра, пытаясь считать овец, ни о чем не думать и, наконец, просто расслабиться, но все оказалось бессмысленным. Поэтому, когда на циферблате часов шестерка предсказуемо сменилась семеркой, Таня сдалась и, повелеваясь необходимости, отправилась на кухню в поисках успокоительного. Именно сегодня ей особенно хотелось быть бодрой и жизнедеятельной. Но вместо этого она получила головную боль, вялость и безумные утренние сновидения, то и дело прерываемые краткими мгновениями бодрствования.
Кое-как преодолев свое низменное желание остаться в постели навечно, или, по меньшей мере, до следующего утра, Таня неповоротливо сползла вниз, на пол, и, выпрямившись во весь рост, потянулась кончиками пальцев ввысь, к потолку. Мышцы ее ног отозвались ноющей болью в ответ, а локтевые суставы, как бы прося не совершать резких движений, предупреждающе хрустнули. Примерно через час она должна была накинуть на плечи шерстяное пальто, выйти за пределы домашних стен, в очередной раз пройти по вытоптанной дороге, ведущей к улице государственных служащих, и встретиться с Филом Муиром. Было ли в этом что-то сложное? Вряд ли. Нужно ли ей было что-то преодолевать? Определенно.