– Сочте…
Тяжелый кровавый кашель не дает ей договорить…
Я тряхнула головой, отгоняя еще одно непрошеное видение. Бред какой-то. Пьяный.
– Погоди! – Меня с опозданием осенило. – Зачем мне было что-то доказывать?! Ты сказала, что ощущаешь истину…
Кирина не отвела взгляд.
– Врала.
В ее глазах было что-то непривычное. Неужели смущение?
– Кирина! Рель! – окликнула нас забытая у костра Эона – Смотрите!
Амулет, привязанный к ветке, пульсировал красным. Его металлические лепестки вспыхивали и гасли с одной и той же частотой. Кожаный шнурок судорожно дергался из стороны в сторону, раскачивая еловую лапу.
Кирина опустилась на колени рядом с качающейся веткой, вслух подсчитывая частоту пульсации.
– Ищейка, – сплюнула девушка, сдергивая амулет с ветки. – Близко. Погоня теперь не отстанет до самой реки. Мы должны успеть добраться до воды первыми. Собираемся, девочки!
Ищейка, надо же! Конспектировали мы как-то ритуал по вызову этой нечисти…
– Живей-живей! Не стесняемся нагибаться! – Требовательный тон Кирины не дал мне возможности пуститься в долгие воспоминания.
Собрались в рекордные сроки: торопились, а поэтому пожитки просто кое-как запихали в сумки, трещавшие по швам от такого надругательства. Инструктируемые по ходу сборов неранкой запаслись водой («Фляжку, безголовые, не забудьте! Желательно полную») да забросали землей еще теплившийся костер («Что замерли, как над разрытой могилой? Закапываем-закапываем, не ленимся!»).
После чего старшая ревизорским взглядом пробежалась по полянке: ничего не забыли?
– Эона, преследователям твои портки без надобности! Ладно бы грязные, а выстиранные и высушенные оставлять жалко.
Светловолосая, отчаянно покраснев, торопливо сдернула с ветки развешанное для просушки нижнее белье и запихала его в сумку.
Еще один внимательный взгляд.
– Бе-е-егом!!!
Прямо вот так с места и сорвались, ага.
Хотя скоро мы действительно с быстрого шага перешли на легкий бег, следуя за Кириной, которая петляла как заяц, срезая путь в самых неожиданных местах.
Уже занимался ленивый рассвет, когда ветер донес еле слышный, но от этого не менее жуткий вой, изредка срывающийся на лай, отдаленно напоминающий собачий.
Гон начался.
ГЛАВА 5
Лучи палящего полуденного солнца прицельно били по гудящей голове. Хотелось есть, пить, упасть и полежать – и все это одновременно. Но пить все-таки больше. Последнюю плитку спрессованного с овощами мяса мы съели еще вчера. Воду припасли заблаговременно, но выдавала ее Кирина, словно библиотекарша книги из закрытого фонда для работы в читальном зале – безжалостно отбирая при малейшем намеке на злоупотребление. Передышки делали лишь тогда, когда от напряжения темнело в глазах настолько, что невозможно было разобрать дороги, а воздух вырывался из легких как кровь из смертельной раны – горячими, болезненными толчками. Нас загоняли как дичь – обстоятельно и с азартом. Но амулет пульсировал все с той же частотой, показывая, что мы пока еще в отрыве.
Поля сменялись перелесками. Пыль проселочных дорог слякотью заболоченных овражков. Неутомимая Кирина мчалась первой, то и дело приостанавливаясь и подгоняя нас. Стараясь не отставать, я бежала сразу за ней. Мои мысли были преисполнены благодарности и пожеланий всего наилучшего благословенной аалоне Валенте за проявленную в обучении строгость. Эона, тяжело дыша, держалась в арьергарде. Я периодически с интересом прислушивалась к сдавленным ругательствам, раздававшимся за спиной. Словарному запасу девушки позавидовал бы портовый грузчик со стажем.
– Тихо!!! – змеиным шипением остановила нас впереди идущая неранка и осторожно раздвинула ветки бузины.
На противоположном берегу широкого грязноватого пруда или, вернее, большой лужи паслось стадо коров. Их было не так уж много – голов пятнадцать – двадцать. Животные размеренно двигали челюстями, лениво сгоняя мух с упитанных пятнистых боков хлесткими ударами хвостов.
«Подоить бы!» – мелькнула подозрительно не моя мысль.
Молоко я не любила и могла выпить исключительно в лечебных целях, зажав нос. А чтобы еще самой доить!
«С голодухи крыша поехала?» Если бы…
Все гораздо плачевнее: это дала о себе знать позаимствованная в первую брачную ночь память молоденькой служанки. Благодаря позабытой на время Рисе я, оказывается, за скотиной ходить умею.
«Вот радость-то!» Тьфу…
Пастух нашелся в тени раскидистого молодого дуба. Парнишка лет четырнадцати не скучал в одиночестве. Компанию ему составляла девочка-ровесница, чье поощрительное хихиканье и восторженные охи-ахи подвигали подростка, рассказывающего историю своих геройских свершений в лицах, прыгать выше, махать пастушьей клюкой кровожаднее и издавать победный клич громче. Врага изображал большой старый пес, развалившийся неподалеку и предоставивший облезший серый бок с запутавшимися в шерсти репьями для воображаемых страшных ран. Смирившись с ролью олицетворения вселенского зла, он уже не обращал внимания на прыжки и грозное рычание над ухом.