Дорогами Судьбы

– Ты выбрал неудачное время, – ответила она после паузы.

– Неудачное?.. – переспросил я.

Но Ольга оставила меня без ответа. Она ушла из кухни в комнату и принялась рыться среди Оксаниных книг. Я не пошел за ней, так и остался сидеть на табуретке, через плечо поглядывая, что она делает.

Я задумался. Было непонятно, что именно она имела в виду. Неудачное время для меня лично? Не время мечтать перед свадьбой о каких-то несбыточных проектах. Надо было думать об этом раньше, когда был свободен, и от тебя не зависело счастье еще одного человека. Теперь уже поздно строить воздушные замки. Время собирать камни. Последний шаг уже сделан. А сделан ли?

А может быть, она говорила глобально об отношении к науке в обществе вообще. Еще полвека назад физики были чуть ли не богами, по крайней мере, верховными жрецами, которым подвластно все, стоит им лишь чего захотеть. Но с той поры прошли годы затишья и упадка. Главного прорыва в науке – создания единой теории поля – так и не состоялось, а следовательно все остальные локальные победы уже никого не интересовали. Наука замкнулась сама в себе, занимаясь какими-то мелкими и непонятными для обывателя проблемами. Постепенно она отошла на второй план, пропустив впереди себя культ потребления. Глобальная стратегия общества до этого направленная на развитие человечества теперь же направлена только на человека, на удовлетворение его мелких, под час несущественных и несуществующих потребностей. У него нет последней модели «Шевроле» – значит, у него есть законный повод для депрессии, а значит нужно идти к своему психоаналитику, жаловаться на свое несчастье. Если современный человек ни на что не жалуется, это странно. У него всегда должно чего-то не хватать, об этом заботятся опытные маркетологи.

А что может дать современному человеку фундаментальная наука? Ровно ничего. И отношение поэтому у него к ней соответствующее. Почему в мире живут люди, бюджет которых соизмерим или превосходит бюджеты развивающихся стран и при этом они не дают ни копейки на науку. Да эти вложения не дадут никакой прибыли. Но ведь кто-то должен способствовать развитию общества, человечества. Зачем тебе столько денег, если человечество топчется на околоземной орбите и не может махнуть на Марс из-за недостатка финансирования? А чем у человека больше денег, тем более бестолково он их тратит. Наука же, увы, никому не нужна. Один я готов заниматься ей бескорыстно и то не получается.

-Костя! – позвала меня Ольга.

Я медленно встал и неторопливо поплыл в комнату.

– Скажешь Оксане, что я взяла почитать у нее две книги, – сказала она, показывая книги.

Я кивнул.

– Я сейчас уже пойду, не буду тебе мешать.

– Да ладно, – как-то неуверенно промямлил я. – Ты же к Оксане в гости пришла. Посиди, может быть, она скоро придет. Я все равно собирался уходить.

И мы вместе вышли из комнаты.
Мы стояли в коридоре друг напротив друга и смотрели глаза в глаза. Мои веки были тяжелыми, будто я после вчерашнего превратился в Вия, но я не отводил взгляда. Я не знаю, что видела в нем Ольга, я же читал в ее глазах интерес. Странно, но я не мог понять, что же она рассматривает в моих глазах. Кроме лопнувших сосудов и отсутствия сознания в них не было ничего, чтобы могло ее заинтересовать. Мне стало как-то вдруг неуютно.

– Пойду, проветрюсь, – не выдержал я. Медленно и плавно я наклонился и натянул ботинки. Потом снял с вешалки свою куртку и погрузился в нее. Нахлобучив шапку, я открыл дверь.

– Когда ты вернешься? – спросила Ольга.

– Думаю, что завтра, – ответил я и, не прощаясь, затопал по лестнице.

Морозный воздух немного привел меня в чувства. Несмотря на слепящее солнце, на улице я ощутил себя лучше. По расчищенной дворником тропинке я вышел на улицу. И тут мимо меня со свистом пронесся троллейбус. Я глянул на его номер и с радостью отметил, что этот маршрут к нашему микрорайону. Значит, сегодня я смогу попасть домой. Я поплелся к остановке.

Солнце уже катилось вниз, самый короткий день быстро заканчивался. Я подумал о работе, теперь уже не как похмельный лентяй, а как совестливый сотрудник. Мне было стыдно, что я сегодня практически бросил своих товарищей, подставил Колю. Ему-то точно сегодня пришлось не сладко. Вчера вечером пьяные были все, а это было только начало. Я был почти уверен, что сегодня он не досчитался не одного только меня. Бойцы выбывали из наших рядов. Я точно знал, что Коля будет последним, кто из-за похмелья не выйдет на работу. Но работать одному все равно невозможно. Собственно именно за это мне и было стыдно больше всего. Пили все вместе, но потом одни нашли в себе силы прийти на работу, а другие вот так прикинулись больными. Температура у него высокая. Не знаю, что подумал Игорь Викторович по этому поводу, но думаю, Коля понял все правильно. Он может не сказать вслух об этом при встрече в понедельник, но это не значит, что он поверил в байку о простуде.

Троллейбус, скользя по укатанному снегу, притормозил у остановки. Внутри было зябко и пусто. Салон изнутри не отапливался, а сквозь щели в окнах и полу сочился морозный воздух. Я бухнулся на пустое место, соскреб ногтем с окна изморозь и принялся наблюдать, как поменялся наш город за два последних дня. Город жил в своем привычном ритме. Будто и не было этой стихии, лишь кое-где по обочинам дорог лежали поваленные непогодой деревья. Их оттащили в сторонку, чтобы не мешали, но времени распилить еще не нашлось. Транспорт ходил весь, как ни в чем не бывало. Интересно, что же случилось с вмерзшим трамваем. Наверняка, его убрали.

До своей остановки я доехал в полном одиночестве. Выйдя на круге, я остановился, задумавшись, что же мне делать. Идти домой или еще немного побродить по знакомым местам, чтобы хмель окончательно покинул мою голову. Был еще и план Б, посетить пивбар в соседнем подвале и похмелится там по-серьезному. Но проверив свои карманы, я обнаружил, что кроме проездного в них ничего нет. А вчера вечером там точно были деньги. Я слегка расстроился от этого факта, но теперь план Б отпадал сам собой и я решил пойти домой, где как известно и стены лечат. Даже такая страшная болезнь, как похмелье, дома переносится как-то легче. Как сказал Юра, похмелье – всего лишь реакция организма на сильное отравление. Когда ты отравился, ты сидишь дома, поближе к туалету, а не спешишь совершать подвиг черт знает где.

Пока я шел домой, совесть моя окончательно отошла от паров спирта и принялась терзать меня с новой силой. Как ты мог не помочь товарищам. Ладно, проспал. Но коль уже встал – дуй на работу, хоть несколько часов, но поможешь им. По крайней мере, это честно. А честно ли подставлять свою невесту, которой пришлось соврать, чтобы тебя выгородить? Этот аргумент вдруг родился в моей голове, и он мне понравился. Точно. Как я мог пойти на работу после того, как Оксана сказала Игорю Викторовичу, что я заболел. Я выставлю начальника дураком, а свою невесту – обманщицей. Очень благородно с моей стороны подыграть Оксане. Какой я молодец.

Придя домой, я принял теплый душ. От приятной неги я начал очень быстро кунять, поэтому решил немного полежать да так и уснул до самого утра. Что сделано уже не исправить, лучше подготовить силы для будущего дня.

***
Утром я решил немного прогуляться. Нужно было сходить на рынок купить продуктов на неделю. Я не сильно люблю толкаться среди павильонов и лотков, выискивая получше и подешевле, но раз в неделю приходится. Говорят, в больших городах люди ходят за покупками в супермаркет, где можно сразу купить все, но нам это незнакомо. Единственный большой гастроном в центре, хотя и светится по ночам гордой вывеской «супермаркет», по сути обычный магазин с просроченными продуктами и непомерными наценками. На рынке все-таки подешевле…
Я вышел из подъезда и втянул носом морозный воздух. Ни о каком потеплении и речи не шло. Я думал подъехать троллейбусом, но мои ноги так хорошо сегодня меня несли, что я решился идти пешком. Две остановки под горку можно и пройтись. Я шел и думал о вчерашнем дне. Должен был я все-таки помочь своей бригаде или уже все равно было поздно. Я себя тешил мыслью, что от одного человека, даже такого нужного в производственном процессе как я, ничего по большому счету не зависит. Если все работает нормально, одного человека всегда можно заменить. Тот же Коля вполне может стать на любую рабочую точку, ему это не составляет труда. Он так долго работал в цеху, что может выполнять всякую работу с закрытыми глазами. Да и с таким мастером работать будет любой. Для должного самоуспокоения я вдруг припомнил фразу, услышанную как-то в разговоре Ивана Ивановича с моим непосредственным начальником: для эффективной работы людей всегда должно быть на одного меньше. Когда все знают, что никто не подстрахует, не занесет хвост, приходится работать на полную и за себя, и за того парня из штатного расписания. Если же людей на одного больше, то всегда есть шанс улизнуть от своей работы, потому что всегда есть кто-то, способный ее исполнить. И каждый надеется на другого, а в итоге ничего не делается.
Рассуждать подобным образом приятно, особенно когда совесть потихоньку начинает соглашаться на такие скользкие доводы. Она-то тоже часть тебя, а заниматься самоедством – прямая угроза здоровью и риск возникновения всяких болячек. Болезни, они-то от нервов. Поэтому на себя я уже почти не злился. Настало время обижаться на окружающих. Ведь если я не виноват ни в чем, они-то точно должны быть виновны в чем-то.
Решив изобличать врагов в стане друзей, я первым делом подумал о Васе. Вот ведь человек с извращенным чувством юмора. Мало того, что напоил меня вчера, отказался прийти на мою свадьбу, так он еще не поленился притащить меня пьяного к Оксане. Я был уверен, что сам ни за что бы на такое не решился. А если бы решился, то у меня не хватило бы на это сил. Сомнений не было – это была милая Васина шутка. Чего он добивался было не совсем понятно. Но то, что вчера ночью он повеселился от души, сомнений не было. Постебаться над другом – это в его вкусе. Только шутка получилась однобокой. Подозреваю, что Оксане она тоже не сильно пришлась по вкусу.
Теперь об Оксане. Она тоже вчера была в корне неправа. Нужно было хоть из пушки, но разбудить меня утром и выпинать на работу. В конце концов, глава семьи должен быть добытчиком, а не вечно спящим жирным котом. Возможно, я бы на нее обиделся за это, но потом бы наверняка простил. Вылила бы на меня ведерко холодной воды – и дело с концом. Так нет, укрыла пледом, чтобы лучше спалось. Крайне недальновидный поступок с ее стороны. Нельзя мне давать возможности так расслабляться, я же теперь на голову могу залезть – напиваться каждый день и не ходить на работу. Я конечно на такую гадость не способен, но один маленький прецедент способен изменить мое отношение к жизни. Но это даже не самое главное. Зачем она соврала Игорю Викторовичу о моей якобы болезни? Хотела меня выгородить, а поставила в неловкое положение. Где это видано, чтобы жена отпрашивала мужа у начальства, как мама мальчика у классного руководителя? Лучше было бы сказать правду – валяется пьяным, не могу добудиться. Мне бы в следующий раз было бы стыдно. А теперь мои руки опять же развязаны для неблаговидных поступков. И приходится, дабы не подставить любимую, прикидываться больным. Оно, конечно, нетрудно, но неприятно.
Погруженный в свои мысли, я краем уха услышал, как меня кто-то позвал по имени. Я обернулся и увидел Колю. Вот уж кого мне не хотелось бы сейчас встречать здесь и сейчас. В душе я уже почти полностью переложил всю ответственность за произошедшее на других, а тут увидал мастера, и снова на душе кошки заскреблись.
Коля выглядел каким-то потерянным, глаза впали, лицо почерневшее, будто неделю был в запое, а ведь еще позавчера вечером выглядел вполне сносно. За руку он держал дочку. Я вспомнил, как он говорил, что у девочки на днях день рождения. Наверное, пришли выбирать подарок, подумал я, или продукты для праздничного стола.